– Зато вы ужасно мучили бедного графа, – насмешливо улыбнулась старушка. – Почти целый час вы удерживали его около своей скучной машины, а ведь приехал он не ради нее и вовсе не возвращается сейчас в Эттерсберг.

– Куда же он в таком случае поехал? – спросил Рюстов, от удивления даже не обративший внимания на оскорбление, нанесенное его машине эпитетом «скучный».

– Вернее всего, что он и не едет, а, отослав экипаж, отправился в лес, или в горы, или еще куда-нибудь. Откуда я знаю, где бродит теперь Гедвига.

– Гедвига? Это еще что такое? Не думаете ли вы…

– Я думаю, что Гедвиге суждено стать графиней Эттерсберг, и на этот раз она непременно станет ею. Можете мне поверить!

– Лина, мне кажется, вы не в своем уме! – воскликнул Рюстов. – Гедвига и Освальд? Они никогда не выносили друг друга! Это невозможно, совершенно невозможно! Это опять одна из ваших романтических выдумок!

– Ну, так подождем, пока они вернутся оба, – ответила Лина, – но приготовьтесь тогда благословить их, потому что вашего благословения они потребуют в любом случае. Граф Освальд не захочет терять время, а он ждал достаточно долго. По-моему, Гедвига была уж слишком деликатна; она оставила даже отца и уехала, чтобы на определенное время сделать невозможной всякую попытку к сближению с Освальдом.

– Что? Ради этого она поехала с графиней в Италию? – воскликнул советник, словно свалившись с луны. – Не станете же вы утверждать, что эта взаимная симпатия существовала уже при жизни Эдмунда?

– Здесь речь идет не о простой симпатии, а о непобедимой страсти, стоившей немалых страданий им обоим. Гедвига, конечно, ни разу и не намекнула мне об этом; она замкнулась в себе, но я все-таки видела, как она мучилась от того, что необдуманно, не зная ни себя, ни своего сердца, дала слово другому. Не сомневаюсь, что она сдержала бы его, но что было бы при этом с ней и Освальдом, знает только Бог.

Сложив руки как на молитву, советник с глубоким изумлением смотрел на свою двоюродную сестру.

– И все это вы видели? Лина, я считаю, что вы удивительно умны!

– Вы действительно так считаете? – с довольным видом спросила почтенная старушка. – Поздно же вы стали замечать мои способности!

Рюстов ничего не ответил, но его лицо прояснилось при мысли о том, что его любимец, его гений по сельскому хозяйству станет в будущем его зятем. От радости он бурно обнял свою родственницу и воскликнул:

– Я согласен на все, что вам угодно, Лина! Но так быстро, как вы думаете, это произойти не может. Граф так же мало знает, где Гедвига, как и мы с вами.

Старушка со смехом высвободилась из его объятий.

– Это уж его дело; из-за этого нам не стоит ломать голову. Влюбленные в таких случаях испытывают необыкновенное счастье. Я также не думаю, что граф Освальд знает, где Гедвига, потому что тогда ему незачем было бы приезжать в Бруннек, но он найдет ее, если она даже сидит в дремучем лесу или на самой вершине горы. Они вернутся домой вместе, даю вам слово, Эрих!

Это предположение исполнилось почти буквально. Освальд действительно доехал только до деревни, отпустил коляску и пешком направился в горы. Внутреннее чутье, вероятно, было развито у него очень сильно, потому что, ни минуты не мешкая и не колеблясь, он пошел по тропинке к заветной лесной возвышенности. Он догадался, куда прежде всего направится Гедвига.

Ласточки снова прилетели в старые любимые гнезда. Легкими взмахами крыльев рассекали они – первые гонцы весны – напоенный солнечными лучами воздух, огибали горы и леса и снова приветствовали родные места.

И для тех двоих, что стояли на залитой солнцем вершине, наступила весна. Долго им пришлось ждать ее, но вот она явилась во всем своем великолепии.

– Как долго я должен был страдать! – сказал Освальд, и в страстной нежности его слов слышался скрытый упрек. – Как бесконечно долго! Больше года я не видел тебя и даже не смел писать. Иной раз я думал, что ты совсем забыла меня.

Гедвига сквозь слезы улыбнулась.

– Нет, Освальд, этого ты не мог думать. Ты знал, что я так же жестоко мучилась, как и ты, но обязана была молчать ради памяти Эдмунда и страданий его матери. Ты ведь видел ее по приезде, и ее вид должен был объяснить тебе, почему у меня не хватало решимости стать счастливой, пока я была с ней.

– Она очень изменилась. Значит, пребывание на юге не улучшило ее состояния?

– Нет. Боюсь, что она приехала сюда умереть.

– Да, я знал, что она не перенесет этого удара.

– Можно выучиться переносить страдания, – тихо покачала головой Гедвига, – а время – лучший доктор, но то, что снедает эту жизнь, настолько тревожно, мучительно и беспокойно, что я посчитала это возмездием за вину. Когда-то ты взял с меня обещание не приставать с вопросами и просьбами к опасно больной тогда женщине. Я сдержала обещание и ни одним словом не коснулась того, что так тяжко угнетало меня. Для меня так много непонятного и загадочного во всем, что предшествовало и сопровождало смерть Эдмунда! Я подозреваю только одно – он искал смерти. Почему? Это осталось для меня тайной до сих пор. Но между нами, Освальд, не должно быть никаких тайн. Ты должен сказать мне всю правду, если я спрошу тебя сейчас. Я не хочу видеть тебя омраченным.

Освальд крепко сжал ее в своих объятиях.

– Да, Гедвига! Между нами не должно быть секретов, у нас все должно быть ясно и открыто. Но не теперь и не здесь я могу открыть тебе ужасные сплетения обмана и греха. Своей невесте я не могу еще сказать этого. Но когда ты станешь моей женой, сразу узнаешь, что заставило Эдмунда искать смерти и так неудержимо влечет за ним мать. Никакая тень не должна омрачать сейчас наше счастье, о котором я так много мечтал с того момента, когда впервые увидел твое милое личико среди снежной бури. Оно было как внезапно оживший весенний день. Тогда я не смел надеяться, что эта мечта осуществится.

Гедвига взглянула на него с очаровательной улыбкой.

– Почему же нет? Ведь когда мы впервые встретились, надвигалась весенняя буря; здесь, на этом самом месте, ты так мрачно говорил о жизни, о прошлом, и тогда я сказала тебе: «Наступит же наконец весна!»

Словно в ответ на ее слова, с выси, из поднебесья, раздались тихие, приветственные крики ласточек, кружившихся над горой. Но сегодня они купались в ярком солнечном свете, а не в сером тумане пасмурного дня. Они поднимались все выше и выше, пока не потонули в необозримой синеве весеннего неба. Маленькие крылатые гонцы, после долгого томительного зимнего сна принесшие земле обещание новой жизни, на этот раз, после долгой борьбы и ожиданий, принесли людям новую весну счастья и любви.