Это была практически точная копия наброска, который ей подарил Родион.

– Откуда у вас это?

– Даже и не вспомню, у кого я его купил. Такая мелочь… Монтравель делал сотни рисунков прежде, чем приступать к работе над скульптурой – он называл их «состояния». В тяжелые времена этими «состояниями» он расплачивался – неудивительно, что они расползлись по всему свету. Оставьте эскиз себе – в память о нашем знакомстве.

Спорить Оливии не хотелось. Они сунула листок в сумку и направилась к выходу.

– Подождите! – окликнул ее коллекционер в последнюю секунду. – А об исчезновении «Итеи» ничего нового, случайно, не выяснилось?

– Возьмите розы. Это беспроигрышный вариант: мы закупаем их в единственной теплице под Парижем, где пока еще выращивают «Принс Жардинье». Вы только посмотрите, какой нежный жемчужный отлив лепестков, какое эфемерное изящество! Между прочим, в России этот сорт носит еще более поэтическое название – «Александр Пушки́н». Может, знаете такого литератора?

Продавец пододвинул к Родиону ведро с цветами и полез за оберточной бумагой, посчитав, что его убедительная речь должна подтолкнуть клиента к покупке.

– Соберите-ка мне лучше ассорти из тюльпанов – красных, белых и вот тех, чернильных… И перевяжите их лентой, целлофана не нужно, – разочаровал его Родион.

Пожав плечами, продавец выполнил его просьбу и переключился на другого покупателя – старичка с окрашенными в благородный каштан волосами, который уже десять минут изучал ассортимент магазина.

– Позвольте предложить вам роскошные розы, месье. «Принс Жардинье» – это вечная классика. А аромат, а плотность бутонов?! У роз, конечно, есть шипы, но и у правды они есть! Вот приведу вам один случай…

Родион поспешно вышел из лавки, ошалев от болтливости торговца, который располагал, по всей видимости, неограниченным запасом историй на любой вкус.

Оливия была равнодушна к розам. Но цветам всегда радовалась, и Родион частенько покупал их в дом безо всякого повода. Иногда он поручал Саломее зайти на рынок, где можно было отыскать чего-нибудь посвежее, всякий раз удивляясь эксцентричному выбору горничной.

Взлетев на поскрипывающем, как фасадная люлька, лифте на пятый этаж, он вышел на лестничную площадку и насторожился: из квартиры не доносилось ни звуков, ни привычного аромата готовящейся еды, хотя время было застольное…

Поспешно провернув ключ в замочной скважине, вошел.

Никого.

– Саломея заболела, – раздался откуда-то бесцветный голос Оливии. – А я решила ничего не готовить – закажем суши.

Суши? Она же их на дух не переносит…

Не снимая обуви, Родион прошел в гостиную.

Оливия сидела на диване, уставившись в пустой и холодный камин, будто бы любуясь воображаемым танцем пламени. Почувствовав неладное, Родион опустился рядом, отложив цветы в сторону: похоже, они в этот раз были лишними.

– Оригиналы по делу Рувэ я оставила на твоем столе.

Родион оторопел – когда она успела их раздобыть? Он как раз собирался вернуться к этому разговору…

– Я встречалась сегодня с Волошиным.

– Иви, – осторожно начал Родион, – в последнее время ты так от меня отдалилась… Мы не виделись три дня, а я даже не знаю, как ты съездила в Кольюр. И вот теперь это досье на столе… прямо как по волшебству.

– Но ты же мне тоже не все рассказываешь, – она вдруг повернулась к нему, сверкнув глазами. – Впрочем, неважно.

Ничего не понимая, Родион снял трубку, заказал доставку еды и разлил по бокалам прохладное белое вино – внутри все кипело. Однако опыт подсказывал, что задавать вопросы и выяснять прямо сейчас причину внезапной, ничем не обоснованной обиды не нужно.

– Если честно, документы подоспели очень вовремя – за эти дни кое-что произошло…

И он рассказал ей о своей встрече с Рувэ и о запланированном обмене скабрезных фотографий арт-дилера, не представлявших для расследования особенного значения, на сведения об организованной коррупции.

– Так что теперь я смогу отдать ему снимки, а остальные материалы Волошина присовокуплю к делу. Эти картинки свидетельствуют лишь о том, что функционеры участвовали в оргиях Рувэ, но не более. Я уже собрал достаточно серьезных свидетельств, чтобы обойтись и без них. Так что такого рода иллюстрациями можно спокойно пожертвовать… Как считаешь? Он выжидательно перевел на Оливию взгляд, надеясь уловить хоть какую-то реакцию – втянуть ее в разговор, расшевелить, разморозить.

Она сделала глоток вина, пытаясь ослабить узел обиды, стянувший нутро. И ничего не ответила. Ну, что тут скажешь, как объяснишь?! Насильное причинение любви, как и чрезмерная опека, – заведомо проигрышная стратегия, когда дело касается близкого человека…

– А дневники Доры? Тебе удалось о них что-нибудь выяснить? – Родион решил сменить тактику, задав ей прямолинейный вопрос.

– Они в Кольюре.

– Волошин, наверное, несказанно рад… Теперь ему нужно будет как-то их заполучить. Они хранятся в доме-музее мастера?

Оливия замешкалась.

– Да… в библиотеке.

– Непонятно, как Волошин вытащит их оттуда? Но это уже его дело – ты и так ему очень помогла.

Оливия грустно кивнула: да, помогла…

И ему, и тебе.

– Ну, а об исчезновении «Итеи» в записках что-нибудь говорится?

– Совсем немногое. Но дальнейшими изысканиями Ной Яковлевич пусть занимается сам, – Оливия резко встала и подошла к окну. – Достаточно того, что я распутала его семейную историю и теперь он получит огромное наследство.

– Значит, Волошин все же оказался близким родственником Доры… Что ж, теперь ему придется пободаться с семейством Люпенов в международном суде – просто так они ничего не отдадут.

– Думаю, он свое получит: в настойчивости ему не откажешь. У Волошина достаточно средств, чтобы оплатить услуги самых лучших юристов. Вот увидишь, этот комбинатор еще и «Итею» отыщет: украсит ею свой подмосковный «Версаль»! А чуть погодя, продаст на аукционе – когда объект вырастет в цене.

Родион подошел к ней сзади, уткнулся в пушистый затылок – пахло медовым, облепихово-золотым, таким родным…

– Если только кто-нибудь не обнаружит «Итею» раньше его.

Он почувствовал, как Оливия замерла на мгновение.

– Семьдесят пять лет о ней ничего не было известно. Кому такое под силу…

– Нам.

Она обернулась, тут же наткнувшись на его жесткие, жадные губы.

– Ты о чем? Все играешь со мной, как с котенком…

– Иви, – он обнял ее, словно убаюкивая, – я вижу, что ты на меня за что-то злишься. Могу даже догадаться, по какой причине… Я, наверное, не должен был лезть в это дело, но мне просто хотелось тебе помочь. Пойми, я не свидетеля собственного успеха в тебе вижу, а состоявшуюся сильную личность. Но ведь даже самым сильным из нас бывает нужна поддержка… Просто научись ее от меня принимать!