— Меня оклеветали! — истерично закричал князь Старицкий. — Ты же знаешь, государь, что суд Боярской Думы меня оправдал.

— Да, знаю, — согласился царь Иван Васильевич. — Тебя спасло то, что главарём мятежников все назвали боярина Челяднина-Фёдорова. А знаешь, почему указали на него, а не на тебя? Такова была моя воля, и Малюта её исполнил! Не хотел я, чтобы мой двоюродный брат, Рюрикович, был казнён на площади при всём честном народе за измену и покушение на жизнь помазанника Божия.

Много лет назад, помнишь, брат, когда я тяжко болел и готовился к смерти, бояре отказались присягать на верность моему первому сыну Димитрию. Они хотели усадить на русский трон тебя, князя Старицкого. И ты не воспротивился этому! Я как правоверный христианин тогда тебя простил и, как завещал нам Господь, подставил вторую щёку. А ты устроил заговор против меня!

Я опять тебя простил, и твою вину переложили на боярина Челяднина-Фёдорова. Я надеялся, что ты, брат, оценишь моё милосердие к тебе, а увидав воочию муки и казнь заговорщиков, навсегда отринешь от себя даже мысли об измене. Но ты почему-то не понял ясного намёка и продолжил идти путём Каина. И вот теперь я говорю тебе:

«Всё, князь Владимир, я не буду больше тебя жалеть. Вы отравили царицу Анастасию, которую я любил без памяти, ныне отравили Марию — мою вторую жену, хотели убить меня! Не брат ты мне отныне, князь».

— Прости, государь! — выл князь Старицкий. — Это всё мать! Она меня заставила. Я не хотел! А про отравление цариц Анастасии и Марии, мне ничего не известно. При мне никогда об этом речи не велись. Сошли меня в самый далёкий монастырь, государь, только избавь от пыток и смерти…

— Ну, что ты, князь Владимир, успокойся, никто тебя пытать не будет. И встань — негоже Рюриковичу на коленях ползать, вымаливая пощаду. Малюта, усади князя Старицкого за стол и налей ему кубок его любимого вина вон из того сосуда, а мне — квасу в чашу. Ты ведь знаешь, князь, я сам вина не пью, но тебе оно сейчас необходимо, так что в вину тебе сей порок не поставлю, пей смело.

Когда князь Старицкий успокоился, Малюта лично проводил его до крыльца, и тот свободно уехал домой. Когда они выходили от царя, Иван Васильевич увидел меня.

— Это ты, Бориска? — сказал он, хмурясь. — Ну-ка зайди и закрой дверь!

Царь долго молчал, испытующе глядя на меня. Потом спросил:

— Всё слышал?

— Всё, государь!

— Хорошо, что не соврал. И хорошо, что Малюта именно тебя у моих дверей сегодня поставил. Молчи, о том, что услышал! Совесть моя чиста — я дважды подставлял щёку. Третьей щеки у меня нет, поэтому пришло время вспомнить иную библейскую заповедь: око за око! Малюта влил князю в кубок с вином яд, которым должны были отравить меня. Ты теперь, Бориска, знаешь царскую тайну. Проговоришься, умрёшь лютой смертью. Сумеешь молчать, щедро награжу. А теперь иди на свой пост и никого ко мне не пускай. Молиться буду…

На следующий день все узнали, что князь Владимир Старицкий умер в своей постели от внезапного недуга. Но Малюта вскоре узнал, что со смертью князя Старицкого изменники не отказались от своих планов. Теперь заговор возглавил новгородский архиепископ Пимен. Несмотря на чуму, царь Иван Васильевич лично двинулся во главе войск к Новгороду. Вечером 2 января 1570 года передовой отряд опричников выставил заставы вокруг города, а 6 января в Новгород вошли царь и мы, его личная охрана. Были арестованы знатные новгородцы, чьи подписи стояли под договором с королём Сигизмундом.

Иван Васильевич не стал тянуть следствие, и уже через месяц состоялся суд. Были казнены полторы тысячи изменников. Англичанин Джером Горсей в своей книге «Записки о России», пользуясь тем, что в Европе мало кто знает о нашей жизни, написал, будто тогдашней зимой опричники перебили в Новгороде семьсот тысяч жителей. И европейцы в эту ложь верят! По себе, видать, судят. А ведь и в самые лучшие времена в Великом Новгороде не насчитывалось больше тридцати тысяч человек. Подлый англичанин просто нагло списал историю разорения французского города Льежа бургундцами Карла Смелого в 1468 году. Сто лет прошло, кто вспомнит в Англии, что там было во Франции?

И ещё, Фёдор, в те дни, когда мы вошли в Новгород, река Волхов промёрзла до самого дна. А в книге Горсея опричники плавают на лодках, убивая тонущих новгородцев! Какую только ложь не изрыгали враги царя Ивана Васильевича…

Да, той зимой конца 1569 — начала 1570 годов Великий Новгород сильно опустел. Ещё до нашего прихода жизни тысяч новгородцев унесла чума, поэтому и сильного сопротивления опричному войску практически не было. По приговору царского суда казнили полторы тысячи изменников. Многие новгородские семьи переселили на литовскую границу: в Себеж, Озерище и Усвят. В Москву на этот раз никого не взяли, но как показали последующие события, там и так уже было немалое кубло предателей. Во время следствия в Новгороде было установлено участие в заговоре близких к царю опричников и бояр: Вяземского, отца и сына Басмановых, Фуникова и дьяка Висковатого. Все они были казнены, когда царь вернулся в Александрову слободу.

Расскажи мне…

Мы на многое не отваживаемся не потому, что оно трудно. Оно трудно именно потому, что мы на него не отваживаемся.

Сенека Старший

— Мне в типографию, — сказал Лидин замученному пожилому охраннику у входа в пединститут.

Тот молча взял его паспорт, переписал с него что-то в толстенный гроссбух и махнул рукой в сторону лестницы.

— Подниметесь на второй этаж, пройдёте по нему налево до конца, там будет ещё одна лестница. Спуститесь по ней в подвал, там увидите железную дверь с табличкой.

Лидин сунул паспорт в карман и пошёл сквозь бурляще-галдящие студенческие толпы к лестнице, пронзающей здание института насквозь широкими зигзагами своих пролётов. Неожиданно на Игоря нахлынуло давно забытое ощущение: когда-то, в далёкой теперь юности, он, одинокий, так же шёл в оглушительно горланящей толпе незнакомых лиц. То были другой город, другой институт, другая страна и другое тысячелетие на дворе. Но лестница в том московском институте была немного уже и круче, и девушки старались держаться на ней ближе к стене, чтобы ребята, толпящиеся в вестибюле и курящие на нижних пролётах, не заглядывали им под мини-юбки. А эти, нынешние, непринуждённо облокачивались о перила, абсолютно не волнуясь о том, что их стринги ничего практически не скрывают