— Я не сумасшедший.

Андреас, не забывший высказывание Теодора насчет облаков и умалишенных, решил расставить точки над i. Однако тягаться с Валентином Мерсе было рановато.

— Склонность к прогулкам наблюдается у людей с разными заболеваниями, синьор алхимик, а в случаях ожирения их вообще прописывают.

— Э-э… склонности?

— Прогулки.

— Вы еще и медикус?

— Корабельного медикуса зовут Альваро Хасина, его каюта расположена напротив кабинета мессера, а медицинский кабинет — напротив арсенала. Очень легко запомнить.

Все выходящие в коридор двери были абсолютно одинаковыми. Никаких табличек или указателей! Мессер, судя по всему, их не любил.

— В кают-компании есть рояль, облегченный, разумеется, не концертный. Кроме того, на борту есть гитара и саксофон. — Теодор окинул Андреаса высокомерным взглядом. — На каком музыкальном инструменте вы играете?

— Я… э-э… не играю.

— Почему?

— Потому что… э-э… посвятил всего себя науке.

— Любопытный случай самоотречения, — прокомментировал Валентин. — Но мессер считает, что человек должен быть развит гармонично, и я с ним полностью согласен.

«Еще бы ты не был согласен с хозяином!»

— Вы рисуете? Лепите? Вырезаете по дереву или, может, бегаете наперегонки?

— Я… э-э… веду дневник, — признался Андреас.

«Зачем я сказал? Это мое личное дело!»

— Хоть что-то, — в голосе Валентина появились благосклонные нотки. — Ведение дневника является своего рода гимнастикой для незрелого ума. Обдумывание случившегося позволяет осознать допущенные ошибки и впредь избегать их.

— Послушайте, Теодор…

Мерса едва набрался храбрости перебить высокомерного слугу, но и тут не преуспел.

— Ваша каюта, синьор алхимик.

Валентин распахнул дверь и пропустил Андреаса вперед.

— Клянусь Гермесом, это… — Ошарашенный Мерса никак не мог подобрать нужные слова. — Это…

Он хорошо помнил свои путешествия на пассажирских цеппелях: их узкие коридоры и огромные помещения для несметного количества людей. Духота, смрад и люди, люди, люди… Мерса понимал, что офицерам положены поблажки, ожидал, что будет делить комнату с тремя, ну, минимум, с двумя соседями, и был потрясен увиденным.

— Моя каюта? — глупо переспросил Андреас.

Приличных размеров комната с большим иллюминатором. Кровать, тумбочка, два кресла, маленький столик, шкаф и полки для книг. Справа от двери вешалка и тумбочка для обуви. Пол устлан циновками, над кроватью и над столиком укреплены бра. За шкафом — дверь.

— Там туалет, — объяснил Валентин, перехватив вопросительный взгляд Мерсы.

— Туалет?! — не сдержался Андреас.

«Собственный туалет, а еще, возможно, и душ? Жить среди людей, но без соседей! Я сплю? Или меня усыновила добрая фея?»

— Отныне вы офицер, синьор алхимик, а на «Амуше» офицеры приводят себя в порядок в своих туалетных комнатах. — Валентин скептически оглядел Мерсу, задержавшись взглядом на маленьком порезе на шее — Андреас торопился с бритьем, — и закончил: — Мессер считает, что офицер обязан выглядеть опрятно. Я с ним согласен.

— Понимаете, бритва…

— Первая дверь направо ведет в алхимическую лабораторию. — Теодор вновь пригласил Мерсу в коридор. — Она оборудована прекрасной системой вентиляции, так что вы при всем желании не доставите никому неудобств.

— Можно посмотреть?

— Успеете. Лаборатория находится в вашем полном распоряжении, из нее ведет дверь в арсенал, входить в который вы можете только с разрешения мессера. Это понятно?

— Э-э… да.

Однако Валентин не услышал в голосе алхимика должной уверенности, а потому остановился, поправил пенсне и очень веско произнес:

— Бамбады мессера Помпилио изготовлены лучшими мастерами Герметикона, изготовлены специально для него. Полагаю, мессер позволит вам входить в арсенал, чтобы брать и класть на место патронташи, но вы не имеете права без разрешения прикасаться к бамбадам. Это понятно?

— Абсолютно.

На этот раз Андреас собрался с силами и ответил со всей доступной ему твердостью.

— Хорошо. — Валентин вернулся к экскурсии: — Следующая дверь — кабинет мессера, за ней следует каюта мессера, гардеробная, а за ней — моя каюта. Напротив кабинета — каюта суперкарго. Мессер выдал вам деньги в первый и последний раз, в дальнейшем вы будете получать жалованье у суперкарго Бабарского, он отвечает за судовую кассу. Я уже проинформировал ИХ о размере вашего жалованья.

— Кого их?

— Узнаете позже. — Валентин вновь извлек из кармана часы. — Наша встреча окончена, синьор алхимик, мне необходимо отправиться в Альбург. Рассказ об «Амуше» закончит кто-нибудь из офицеров, но прежде — пройдите, пожалуйста, на мостик, вас хочет видеть капитан Дорофеев. — Теодор убрал часы и невозмутимо поправил Мерсе завернувшийся лацкан пиджака. — Постарайтесь произвести на него хорошее впечатление.

«Опять?!»

«Как это частенько бывает, хорошее и плохое в нашей жизни идут рука об руку. Нескончаемый подъем на швартовочную мачту изрядно меня утомил, зато каюта оказалась неслыханно роскошной. Разговор с Валентином не задался, он буквально топит меня в своем высокомерии, а вот с Баззой Дорофеевым, кажется, удалось найти общий язык. Но прежде я своими глазами увидел главный мостик „Амуша“, рабочее место капитана и центр управления цеппелем. Увидел и влюбился.

Представь себе обширную комнату, передняя, полукруглая стена которой остеклена едва ли не снизу доверху. Уверен, что во время похода облака буквально стелются у ног капитана, и это… это… это потрясающе! Впрочем, когда я оказался на мостике, из лобового окна открывался вид на стальную мачту и повседневную жизнь сферопорта. Но убегающие под ноги облака не исчезли из моего воображения, и я понял, что обязательно зайду на мостик во время похода. Пусть даже визит закончится дисциплинарным взысканием.

Как я узнал впоследствии, „Амуш“ — довольно новый цеппель, он был построен меньше десяти лет назад. Оснастка у него самая современная, причем Помпилио не скупится и постоянно обновляет оборудование. Однако первое, на что я обратил внимание, оторвав взгляд от лобового окна, был стоящий в центре мостика древний штурвал — с его помощью управляют рулями поворота. А вот все остальные приборы располагаются на панели, высотой в половину человеческого роста, и до каждого из них рулевой может без труда дотянуться левой или правой рукой. Тут же находятся переговорные трубы, с помощью которых капитан может связаться с любым отделением „Амуша“.

Именно здесь, на мостике, я впервые увидел давно ожидаемые признаки адигенской роскоши. Штурвал оказался выточенным из красного дерева. Золотой хронометр был настолько красив, что казался произведением искусства. А чуть позади штурвала были установлены два потрясающих, очень удобных на вид кресла: высокие спинки, резные подлокотники, кожаные подушки. В одном из них и сидел наш капитан.