– Наука должна быть мирной, господа. Мадам Кюри, и моя бабушка, герцогиня Экзетер, работая вместе, не предполагали, что их открытия послужат, – Констанца морщилась, – грязным целям. Необходимо беречь честь ученых, и отказываться от подобных предложений.

Патент на цепную ядерную реакцию передали Адмиралтейству исключительно ради спокойствия. Констанца решила поговорить с тетей Юджинией о визах для Силарда и его семьи. Она надеялась, что правительство разрешит физику проживать в стране, если Силард займется проектами военных.

– Надо попробовать, – подытожила Констанца. Девушка погрузилась в столбцы цифр. Эксперимент был непрерывным, физики установили три смены. Констанца и Силард взяли послеобеденные часы. Они перекусили, не отходя от приборов.

Лабораторию обслуживали молчаливые, неприметные люди. Крокодил говорил, что они обеспечивают безопасность здания и ученых. Констанца подозревала, что техники подчиняются ведомству дяди Джона. Принесли сэндвичи и чай, на подносе, а потом пришли их сменщики. Попрощавшись с Лео, Констанца вернулась в свой кабинет. За окном шуршал дождь. Лаборатория стояла на окраине Кембриджа, здесь было тихо. Физики почти не пользовались автомобилями, предпочитая велосипеды. Крокодил ходил пешком, отмахиваясь от предложений завести машину: «Я до седьмого десятка дожил без них. Обойдусь и дальше».

Констанца не умела водить. В четырнадцать лет став студенткой, в семнадцать она получила диплом, и поступила в лабораторию. В Кембридже машина была ни к чему, а в Лондон она выбиралась редко. Все нужные книги доставлялись из столицы. Подняв голову от расчетов, Констанца посмотрела на стол. Стопки бумаг были докторатом. Девушка надеялась получить степень через год. Она знала, что о ней говорят, как о гении, однако никогда о таком не задумывалась. Крокодил получил нобелевскую премию, но не было человека скромнее его.

– Бабушка Люси тоже была скромной, дядя Джон рассказывал, – Констанца отхлебнула остывшего чая, – мадам Кюри говорила, что она не успела получить премию, из-за ранней смерти. Хотела бы я с ней повстречаться…, – стены кабинета Констанцы украшали семейные фотографии, прабабушек Марты и Полины, бабушек Мирьям и Люси. Герцогиню сняли в лаборатории, за опытом. Рядом она устроила портрет родителей, Ворона и леди Джоанны, и деда, погибшего бурской войне. Констанца записала в ежедневник: «Позвонить тете Юджинии, насчет Лео и его семьи». Она вспомнила, что кузен Аарон сейчас в Берлине. Авраам Судаков тоже вывозил евреев, в Палестину:

– Везде квоты. Палестина управляется британским правительством. Американцы дают визы только ученым, занимающимся вооружениями. Отвратительно, – твердо сказала Констанца, – пользоваться отчаянным положением людей, выкручивать им руки, заставлять делать то, чего они не хотят…, – в черновик доктората девушка вложила письмо молодого итальянского физика, Этторе Майорана. Он работал с Энрико Ферми, и прочел последнюю статью Констанцы, вышедшую летом. Майорана прислал свои размышления о скорости распада ядер. Углубившись в ровные строки, Констанца услышала стук в дверь.

– Мисс Констанца, – вежливо сказал служитель, – майор Кроу приехал, во дворе ждет.

В лаборатории они называли друг друга по именам. У Крокодила имелся баронский титул, и даже герб. Резерфорд подсмеивался над Констанцей: «Мы с вами похожи, леди Кроу. У меня птица киви на гербе, а у вас ворон». Констанца почти не вспоминала о том, что она леди.

Брат служил на базе Бриз-Нортон. Майор навещал Констанцу обычно по выходным, если у него не случалось дежурств. Стивен купил небольшой ягуар. Они, впятером, с графом Наримуне, ездили на пикники. Юноши играли в футбол, летом все купались. Констанце нравился молчаливый, вежливый кузен из Японии. Весной они выяснили, что граф, к двадцати шести годам, стал советником японского императора. Наримуне покраснел:

– Семейная традиция, леди Кроу-сан. Мой отец был советником, мой дед…, – девушка закатила глаза: «Просто Констанца, кузен». Леди Холланд, прислонившись к стволу дерева, согласилась: « И Тони, а не леди Холланд-сан».

Констанца сбежала по мокрым, гранитным ступеням. Дождь прекратился, зеленый газон у кирпичного здания был еще мокрым, гомонили птицы. Ветер нес на восток серые тучи, в разрывах появилось яркое небо. Крылья ягуара покрывала грязь. Стивен, неожиданно, в штатском костюме, покуривал папироску. Брат всегда носил кольцо Кроу, и держал при себе кортик Ворона, с золотым, изукрашенным кентаврами и наядами, эфесом. Заметив блеск серого, неземного металла, девушка, отчего-то, положила руку на золотой медальон. Констанца тоже никогда его не снимала. Майор Кроу раскрыл объятья, Констанца нырнула в его руки, как в детстве. Она помнила, крепкие, надежные ладони брата. Стивен учил ее ходить, терпел капризы, сидел с Констанцей, когда она болела. От брата пахло привычно, кедровой туалетной водой, авиационным бензином, табаком.

– Почему не в форме? – Констанца, отстранившись, пристально смотрела на его по-летнему смуглое лицо: «Что случилось, Стивен?»

Майор Кроу никому не должен был рассказывать, куда собирается. Несколько асов, по частной инициативе, взяли отпуск в армии, и встречались в Плимуте. На аэродроме, их ждал транспортный самолет. Совещание провели две недели назад, в подвальчике рядом с собором Святого Павла, за устрицами, шабли и жареной рыбой. Обзванивая ребят, Стивен мимолетно подумал, что они могут наткнуться на дядю Джона. Летчик успокоил себя: «Никому не запрещено есть устрицы, в компании друзей». За сигарами и кофе, Ворон, как Стивена звали в авиации, добродушно сказал:

– Кого не тянет лететь в Испанию, того мы не заставляем. Я не коммунист, и не социалист. Я просто хочу, – лазоревые глаза посмотрели куда-то вдаль, – чтобы мистер Гитлер, мистер Франко и мистер Муссолини получили урок, – он посерьезнел, – от нас, господа. Может быть, это их чему-то научит.

У испанских республиканцев были самолеты. Стивен точно знал, что эмбарго обходится стороной. Ходили слухи, о помощи Советского Союза испанцам, оружием и военным специалистами. Однако у франкистов имелись последние модели немецких истребителей, пилотируемые асами Люфтваффе. Британские летчики решили, что испанские антифашисты нуждаются в их опыте. Подумав о Германии, Стивен мрачно вспомнил родственника-нациста:

– У него хватает ума нам на глаза не попадаться. Он, наверняка, заводы в Германию переведет, если уже не начал этого делать. Бедная тетя Юджиния…, – Стивен и Констанца именно ее считали матерью. Леди Кроу вырастила их после ранней смерти жены дяди Джона.

– Констанца не проболтается, она только физикой интересуется, – решил Стивен. Наклонившись, майор прошептал что-то в ухо девушки. Констанца ахнула, он развел руками:

– Я не могу оставаться в стороне, сестренка, – красивые губы улыбнулись. Стивен добавил:

– Мы быстро фашистов разобьем, я взял отпуск на два месяца. Не было смысла просить на больший срок. Война надолго не затянется…, – они стояли, держась за руки, Констанца вздохнула:

– Будь осторожней, пожалуйста. Не лезь, как говорит дядя Джон, на рожон…, – майор поцеловал ей руку: «Обещаю, сестричка». Констанца была младше на шесть лет, но Стивен смотрел на нее снизу вверх. Он был просто выпускником военной академии, летчиком и офицером, а сестра состояла в переписке с Эйнштейном и Ферми, и печатала работы, в которых Стивен понимал только слова, да и то не все.