— Около фильмотеатра заведение одно есть, где сливочное мороженое подают. — Бесник, как и я, умел заходить с козырей.

Отказаться от мороженого в мокошь-градскую жару мог только безумец. Я молча поднялась и достала из сундука шляпную картонку.

В конце концов, до утра меня вряд ли на службу стребуют. Но, чтоб совсем уж очистить совесть, я достала еще один лист бумаги, написала, куда отправляюсь, и пришпилила его на дверь комнаты с внешней стороны.

До фильмотеатра было решено прогуляться пешком. Руки мне неклюд не предложил, да я бы и не приняла, не в таких мы отношениях, поэтому мы просто шли рядом, время от времени перебрасываясь словами. Я пару раз оглянулась, не крадутся ли за мной мамаевские шпики, и, их не обнаружив, решила, что Эльдар уже снял служак с поста.

Мы завернули в переулок — Бесник, успевший изучить местную топографию, сказал, что так мы изрядно срежем — и нос к носу, ну ладно, грудью к носу, столкнулись с Марком Иреновичем Гирштейном, наследником известной гнумской фамилии.

— Я к тебе, асессор. — Марк Иренович антимоний не разводил, сразу приступив к делу. — Вот.

Он достал из внутреннего кармана оплывший кусок металла.

— Нашел тебе форму, в которой ту печать отвержения заливал.

— Гаджо? — прорычал неклюд.

— Тебе известно, что это за штука? — Я приняла у гнума подношение и протянула Беснику.

— Такой печатью из неклюдов изгоняют, — пояснил тот, не прикоснувшись к форме. — Запирают внутреннего зверя, а душу изгнанника темным силам отдают. У моего родителя похожая есть. Да я же вашему Крестовскому про то рассказывал.

— Ну, мне он, вишь, не пересказал. — Я опустила железку в тканый ридиюольчик, который несла на запястье, потеснив в нем носовой платок, денежку, необходимую любой барышне, даже если она идет гулять с кавалером, и гребешок. — Спасибо, Марк, — поблагодарила я гнума.

— Спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь, — начал он обычную гнумскую бодягу, призванную возвеличить свершение и стребовать ответную услугу.

— Твое дело с гаджо связано, чавэ? — встревоженно перебил его неклюд. — Это опасно очень. Они поганые люди, нет, даже нелюди. У тебя пахло в комнате… Он у тебя был?

«Конечно, был, — подумала я, — Лялины наряды подносил. Недаром мне показалось, что от Палюли дух гадостный. Мне же и Бесник говорил, что изгнанники пованивать начинают, будто душа в теле гниет».

А вслух ответила:

— Мои служебные дела я с тобой обсуждать не буду. Вел меня на фильму, так веди.

— В «Сад наслаждений»? — оживился гнум.

Я посмотрела на Бесника, тот подтвердил с нажимом:

— В него, на первый этаж.

Марк Иренович вдохнул полной грудью и раскрыл рот. Я знала, что за этим последует, даже его стенания по поводу несправедливой судьбинушки и людской неблагодарности могла по пунктам расписать, поэтому предложила:

— Идем с нами, если хочешь.

— Именно так выглядит твое, асессор, «спасибо»?

— Ну, если предпочитаешь на словах… — Я хитро улыбнулась.

Даже если у Бесника были возражения насчет увеличения нашей компании, озвучить их он не успел. Марк Иренович ухватил его под руку, привстав на цыпочки:

— Тогда надо поторопиться. Перед началом показа надо обязательно в «Крем-глясе» зайти, сливочное мороженое по такой жаре — самое то.

«Крем-глясе» оказалось премилым заведением. Мы выбрали столик на веранде, заказали лакомство и с удовольствием съели его, поглядывая на проходящих по бульвару людей. Публика была все больше приличная, нарядно одетая. И я даже мысленно поблагодарила Бесника за то, что его стараниями в красивом платье на прогулку пошла.

Платил за нас неклюд, так зыркнув глазищами, когда я предложила внести долю за себя и приглашенного мною гнума, что я решила о равноправии мужчин и женщин более не заикаться. По крайней мере, сегодня.

Фильмотеатр «Сад наслаждений» оборудован был богато, ковровыми дорожками, позолотой, яркими пятнами афиш на стенах. И первая фильма мне понравилась. Это была комедия положений, где толстый дядька бегал за шкодливым мальчишкой и все никак не мог его догнать. Тапер наигрывал фоном такой залихватский марш, что даже захотелось подпеть. Я искоса взглянула на неклюда, сидящего от меня по правую руку, тот смотрел на экран широко открытыми глазами, будто опасаясь моргать.

— Ты чего?

— Первый раз фильму вижу.

Понятно. Я-то калач тертый. В Вольске меня матушка часто на показы водила. Там, правда, не так шикарно все обставлено, как в столицах, обычно зал ресторана снимают для этих целей, но все же представление о фильматографе я получила.

— Комедии — самое прибыльное. — Под мой левый локоть просунулась голова Марка Иреновича. — Ну еще, пожалуй, про роковую страсть хорошо идет, но тут еще очень от актера зависит.

— Гнумы и фильматографом занимаются? — спросила я вполголоса, мешать разговорами остальной публике не хотелось.

— Мы всегда на пике прогресса работаем.

Я хмыкнула. Если есть хоть какая-то возможность заработать, гнум ее использует, если нет — изобретет возможность.

— Только не говори, что это твой фильмотеатр.

— Не скажу. Не мой, папенькин, меня он к съемкам пристроить собирается, когда в возраст солидный войду.

— И скоро это будет? — заинтересованно спросил неклюд.

Спутники мои переговаривались на уровне моей груди, и меня это слегка ажитировало.

— Послезавтра, — неохотно ответил Марк. — На празднество не зову, но подарки можете готовить.

Я кончиками пальцев раздвинула мужские макушки и поднялась.

— Проводить?

— Не стоит. — Галантность спутников невольно умилила. — Сама справлюсь. До начала основной фильмы успею вернуться.

Пройдя через ряд и немножко запутавшись в плотных занавесях входа, я выбралась в фойе. Уход мой носил характер вовсе не демонстративный, а, скорее, физиологический. Выпитый с Лялей чай, а затем два бокала лимонада в «Крем-глясе» требовали немедленного посещения дамской комнаты. Вот ее-то я и отправилась искать. Места такие оборудуются обычно не у главного входа, поэтому я решительно свернула в глубь здания и обнаружила искомое за вторым поворотом. После еще умылась над белоснежным рукомойником, промокнула лицо и руки своим носовым платком и повертелась перед ростовым зеркалом, разглаживая складочки платья и поправляя шляпку. Все было в порядке, кроме одного. Выйдя из дамской комнаты, я свернула не в ту сторону (да, даже с отважными искательницами подземелий такое бывает!) и поняла это слишком поздно. Толкнув какую-то дверь, переступила через порог. Там было темно, я потянулась рукой вперед, уж не знаю зачем. Подошвы туфелек соскользнули, чтоб не упасть, пришлось оттолкнуться ногами, дверь за спиной захлопнулась. Одновременно зажегся потолочный магический светильник. Я оказалась в чулане, от пола которого наверх вела винтовая лесенка. Подергав дверь и убедившись, что с этой стороны она не открывается, я стала подниматься. Лестница вывела на второй этаж, в коридор, по обе стороны которого был ряд дверей, причем ни одна из них не была похожа на другую. Я немножко поудивлялась эдаким изыскам и, призвав логику, решила, что другой выход должен располагаться в другом конце. Место было душное и какое-то преувеличенно бесшумное, ковровая дорожка под ногами скрадывала шаги, отсутствие окон давило. Я не боялась нисколечко, в конце концов, люди строили, а не сказочные великаны, значит, и план здесь не своеобычный, похожий на другие. Звук открывающейся двери в тишине прозвучал громом небесным, хотя открылась она без скрипов. В коридор вышел пожилой подтянутый мужчина, говоря что-то вполголоса кому-то, оставшемуся в комнате, затем появился и второй собеседник. Я, не ускоряя шага, двигалась дальше, еще не решив, поздороваюсь пристойненько или с расспросами брошусь, как на волю выбраться.