– Здравствуйте, меня зовут Евгений Андреевич. Я – врач-психиатр.

Ну, приехали! Все-таки я в «психушке»!

– Доктор, как я здесь оказалась? – спросила я хриплым голосом.

– Вас привез я.

– А… где вы меня взяли? – задала я совершенно идиотский вопрос. Доктор в ответ улыбнулся:

– У вас дома. Вы не волнуйтесь, Марьяна Николаевна, ничего страшного не произошло. Просто вы немного устали, много работы, проблемы с мужем, но это все пройдет, а я вам немного помогу, договорились?

– Доктор… а я надолго?.. – мне никак не удавалось до конца формулировать мысли и вопросы, в голове все путалось, слова исчезали, а язык заплетался.

– Вас интересует срок пребывания здесь? – догадался доктор. – Точно сказать я не могу, извините. Насколько я понял, у вас сильная психологическая травма, это бывает почти у всех, кто прошел «горячие точки». А вы – женщина, и это осложняет дело. И потом, вам хватило стрессов и после возвращения, как мне объяснили ваш муж и капитан Лещенко.

– А… больше Лещенко ничего вам не сказал? – спросила я, боясь, что Леший выложил ему и историю с Ленским.

– Остальное расскажете сами, если сочтете нужным, – снова улыбнулся доктор.

Да уж, мне было, что рассказать этому парню в очках, но поможет ли мне это? Меня вдруг охватило какое-то странное чувство ненужности, никчемности моей жизни. Рядом не было Кравченко, и все остальное теряло смысл. Я не нужна ему такая – с мутным взглядом, беспомощная и прихлопнутая. Какая только ерунда не лезла в мою больную голову, чего только я не наговорила на ежедневных сеансах бедному доктору Жене… Он запретил мне свидания с мужем, но Кравченко каждый вечер по нескольку часов стоял под моим окном, а я, как арестантка, сидела на подоконнике, держась руками за решетки. Меня кололи и поили какой-то дрянью, которая вытравила все эмоции. Беседы с доктором все больше напоминали разговор человека с механическим объектом, который дает на все вопросы какие-то общие, ничего не значащие ответы. Женя зашел со мной в тупик, и это было ясно даже мне самой. Между нами словно встала стена, ни обойти, ни сдвинуть которую он не мог. Однажды он привел меня к себе в кабинет, усадил в кресло и сказал, что сейчас покажет мне фильм, который я должна посмотреть обязательно. Он включил видеомагнитофон, а сам устроился в кресле недалеко от меня, чтобы видеть лицо. Я уставилась на экран без интереса, без любопытства, как обычно – равнодушно и безучастно. Это оказался документальный фильм о чеченской войне, смонтированный из съемок военных журналистов, любительского солдатского видео и захваченных у чеченцев материалов, они очень любили снимать происходящее… Я даже не пыталась понять причину, по которой Женя заставил меня смотреть это, но внутри что-то шевелилось, заставляло напрягаться. И внезапно меня осенило – голос, голос, читающий закадровый текст! Этот голос принадлежал Ленскому. Я подалась вперед, к экрану и вдруг увидела себя и Кравченко… Леха держал меня на руках, а вокруг стояли его бойцы, это было в Аргуне, в той самой поездке. А потом пошел бой, горная дорога, ущелье, падающие на грязный снег бойцы, стрельба, маты… И вот опять, опять на моих глазах падал Кравченко в пробитой пулями камуфляжке… Это были чеченские съемки, с горы, из укрытия, дорога вся как на ладони, трупы там и тут, горящая БМД, та самая, с которой мы с Лехой спрыгнули несколько минут назад… Я уже не слышала, что говорил в этот момент Ленский, я упала на пол, визжа и закрывая голову руками:

– Не надо, не надо, уберите, я не хочу, не хочу! Я не могу больше этого видеть!

Перепуганный Женя вырвал из розетки шнуры и бросился ко мне, пытаясь успокоить и не дать разбить голову…

Очнулась я в палате, привязанная к койке – видимо, по-другому уговорить меня не удалось. Явившийся доктор Женя был немного смущен и подавлен:

– Как вы чувствуете себя, Марьяна Николаевна?

– Немножко связанной, – проговорила я, вызвав у него легкую улыбку. – Уберите это, доктор, я больше не буду.

– Простите, я был просто вынужден… Мне и в голову не пришло, что вы так отреагируете на этот фильм, я должен был сперва посмотреть его сам, чтобы знать, о чем он, вернее, о ком, – сбивчиво говорил он, развязывая туго затянуты узлы брезентовых вязок.

– Перестаньте, доктор, – прервала я совершенно здраво. – Если бы вы только могли знать, как вообще появился этот фильм…А хотите, я расскажу? – предложила я внезапно, сев на койке и поджав под себя ноги.

Женя, не веря своей удаче, кивнул и приготовился слушать.

– Все дело в том, доктор, что человек, снявший это – мой одноклассник. Мало того, всю жизнь он был влюблен в меня, я не хотела этого знать, отмахивалась. После школы мы как-то потерялись – он в университет, я в фельдшерское училище, устроилась в госпиталь. И там встретила своего мужа. Через четыре месяца я уехала к нему в Чечню, в Шатой, стала ротным фельдшером. То, что вы видели на пленке, снято боевиками, мы попали в засаду, Кравченко был тяжело ранен. Я провела с ним в госпиталях в общей сложности три года. Когда мы вернулись домой, я получила приглашение на встречу выпускников, там и встретила опять Ленского. Именно в тот момент он загорелся идеей фильма обо мне, но мне самой, как вы понимаете, было не до того – муж в госпитале, шансов мизер… Короче, я отказалась, как отказалась и от последующих предложений и домогательств с его стороны. Ленский отомстил – смешал меня с грязью в газете. Потом, правда, извинялся публично, так сказать, под давлением обстоятельств. У моего мужа от этого случился сердечный приступ, потом еще много чего было, доктор. Вы же знаете, что я уже лечилась в этой больнице, считалось, что у меня была попытка суицида, но это чушь полная, доктор – если бы я хотела, никто не успел бы, я хорошо обращаюсь с оружием. Ладно, это не относится к делу. Потом мой Кравченко снова рванул в Чечню, а я осталась одна. И тут я совершила главную ошибку в своей жизни – я слишком близко подпустила к себе Ленского. Он повез меня в Чечню, к мужу, якобы из добрых побуждений. Они там чего-то снимали, а я была с Лешкой. За эти четыре дня, доктор, я расплатилась собой – Ленский изнасиловал меня. Да, не делайте такое лицо, Евгений