Жизнь Рокфеллера имела размеренность часового механизма и со стороны казалась механической, но сам он находил такой образ жизни успокаивающим. Похоже, ему не требовалось время на нормальную человеческую праздность или на преступную страсть. В его жестко структурированной жизни каждый час был четко распланирован – для работы, религии, семьи или отдыха. Возможно, этот ежедневный ритуал помогал справляться с внутренним напряжением, не выпускать из-под контроля, так как, хотя Рокфеллер и пытался излучать атмосферу неторопливого спокойствия, создавая свою нефтяную империю, он находился под невероятным давлением. Он постоянно беспокоился о компании, и за невозмутимым его видом скрывалось значительное напряжение. Он редко признавал свои слабости и однажды вспоминал, что «годами я не мог крепко спать, думая о том, как все сложится… Я ворочался в кровати каждую ночь, беспокоясь за результат… Все состояние, какое я заработал, не излечит тревожность того времени»10.

К моменту, когда Рокфеллеры переехали на Юклид-авеню, в семье уже был один ребенок, Элизабет (ее называли Бесси), которая родилась в 1866 году на Чешир-стрит. (Когда Сетти сидела дома перед родами и не могла посещать церковь, Джон делал пометки во время службы и потом зачитывал ей их.) Остальные дети появились на свет в спальне на втором этаже на Юклид-авеню. Второй ребенок, Элис, родилась в июле 1869 года, но через год умерла; затем появились Алта (1871), Эдит (1872) и Джон-младший (1874). Роды принимала доктор Майра Херрик, первая женщина-врач в Кливленде, создатель недолго просуществовавшего гомеопатического колледжа для женщин. Когда она открыла бесплатный пункт медицинской помощи для малообеспеченных женщин, где работали только женщины-врачи, Сетти и Мэри Флаглер стали главными благотворителями.

На удивление гибкий демократичный отец, Рокфеллер никогда не отказывался заниматься детьми. Его свояченица Люси, оставившая должность учительницы и переехавшая жить к ним, рассказывала, как Джон помогал Сетти, когда был дома: «Если он дремал, он просыпался, слыша плач ребенка, и носил малышку на руках, пока она не успокаивалась»11. Рокфеллер всегда был терпелив с детьми, почти никогда не выходил из себя и не повышал голос. Как сын занятого собой вечно отсутствующего отца, он уделял особое внимание тому, чтобы быть любящим родителем и домоседом.

Но, в чем он был похож на Большого Билла, Рокфеллер мог быть веселым товарищем по играм для своих детей. Он становился на четвереньки и возил их на спине, вновь переживая мальчишеский восторг, редко встречавшийся в конторе. Когда они играли в жмурки, он будоражил их храбрыми выпадами, внезапными бросками и неожиданными поворотами, а если выигрывал, издавал ликующие возгласы. Он чувствовал их мир фантазий и любил собирать детей и рассказывать им сказки. Как и у его отца, у него был неистощимый запас трюков. За ужином дети завороженно смотрели, как он балансирует фарфоровыми тарелками на кончике носа; а еще сухариками на носу, а затем вдруг неожиданно подкидывал их и ловил ртом. Он учил детей плавать, грести, кататься на коньках и ездить верхом, и у него был талант придумывать интересные вылазки. В Форест-Хилл – кливлендском поместье, которое Рокфеллеры купили в 1870-х, – они отваживались на велосипедные прогулки ночью, при свете луны: Рокфеллер прикреплял большой белый платок себе на спину и ехал впереди по извивающимся таинственным лесным дорожкам. Джон-младший навсегда запомнил, как катался с отцом на коньках: «Озеро было глубокое, поэтому мы взяли длинные узкие доски под каждую руку, которые удержали бы нас, если бы лед треснул. В этом был весь отец. Он всегда наиболее тщательно изучал любой проект; затем, когда был убежден в его надежности, действовал без дальнейших рассуждений»12.

Возможно, пытаясь заменить театр и другие развлечения, осуждаемые их религией, Джон и Сетти поощряли музыкальные таланты детей, и каждый выбрал себе по инструменту. У них получился квартет – Бесси играла на скрипке, Алта на фортепьяно, Эдит на виолончели, а Джон-младший на скрипке, – и в доме звучали произведения Моцарта, Бетховена и Генделя. Дети подходили к музыке, как к серьезному искусству, а не легкомысленному развлечению, и часто выступали на церковных собраниях. Им не запрещалось исполнять и современную популярную музыку.

Если в доме Рокфеллера было больше радости, чем можно было бы ожидать, то присутствовала и скрытая сдержанность. Дети помнили моменты веселья, но людей со стороны поражала унылая строгая атмосфера, и они находили что-то почти пугающее в доме Рокфеллера. Один недовольный домашний учитель оставил жутковатое описание: «Топот ножек, детский смех, беззаботность, шумные игры, шаловливость, которые ожидаешь от молодых и счастливых, полностью отсутствовали там, почти до хандры. Над горизонтом нависли тучи, и их тяжесть заполнила весь дом. Повсюду царили тишина и уныние»13.

Рокфеллер полностью оградил детей от внешнего мира и нанял гувернанток, чтобы учить дома. Кроме церкви, дети никогда не посещали общественных или городских мероприятий и испытывали характерный для баптистов страх к мирским развлечениям. Летом друзья приезжали погостить на неделю или две, но не наоборот, и даже эти приятели были тщательно отобранными отпрысками знакомых Джона и Сетти по церкви. Как вспоминал Джон-младший: «Наши интересы вращались вокруг дома; почти всегда друзья приходили к нам. Мы редко, почти никогда не ходили в гости к соседям»14. Джон-младший намекал, что дети, которых приводили, были не настоящими приятелями, а просто видимостью, чтобы доставить удовольствие его родителям. «У нас не было друзей детства или школьных друзей»15. Это не имело ничего общего с описанным Торстейном Вебленом избалованным праздным классом.

Рокфеллер был убежден, что борьба закаляет характер, а перед ним стояла деликатная задача вырастить детей. Он хотел накапливать состояние, но при этом показать им ценности его небогатого детства. Первым шагом, предназначенным для того, чтобы удержать детей от мотовства, стало правило держать их в неведении относительно влияния их отца. Дети Рокфеллера ни разу не были в его конторе или на заводах, пока не стали взрослыми, да и тогда их сопровождали представители компании, а не отец. Дома Рокфеллер создал воображаемую рыночную экономику, назвав Сетти «главным управляющим» и требуя, чтобы дети аккуратно вели книги счетов16. Они зарабатывали карманные деньги, выполняя работу по дому и получая два цента за убитых мух, десять центов за заточенные карандаши, пять центов в час за занятия на музыкальных инструментах и один доллар за починку ваз. Им давали по два цента цента в день за воздержание от конфет и десять центов премиальных в каждый последующий день воздержания. Каждый трудился на своей овощной грядке, получая по пенни за каждые десять выдернутых сорняков. Джон-младший зарабатывал пятнадцать центов в час за колку дров и десять центов в день за уборку дорожек. Рокфеллер гордился воспитанием детей как рабочих в миниатюре. Несколько лет спустя он ехал в поезде со своей тринадцатилетней дочерью и сказал спутнику: «Эта маленькая девочка уже зарабатывает деньги. Никогда не догадаешься, каким образом. Я выяснил, каков должен быть средний счет на газ, если с газом обращаться бережливо, и я сказал, что она каждый месяц может оставлять «на булавки» все деньги, которые сэкономит от этой суммы, поэтому она проходит каждый вечер по дому и прикрывает газ там, где он не нужен»17. Рокфеллер без устали проповедовал экономию, и, когда домой приходила посылка, он подчеркивал, что не следует выбрасывать обертку и веревку.