было ни желания, ни времени сидеть в сети с тех пор как родились сыновья. Она открыла свой почтовый ящик. Письмо от сестры было получено вчера. Она ожидала прочесть всё что угодно, но, ни это. Без какого-либо приветствия оно начиналось с вопроса. «Ты помнишь мой приезд в июле 2008 года? Я приехала ни одна, а с маленьким сыном, которому было три месяца, в надежде, что оставлю его с тобой и мамой. Бросить его там или оставить я не могла, отец не знал ни о моём романе, ни о беременности. Хотела удержать богатого любовника ребёнком, но не получилось. Аборт было делать поздно. Андрей родился раньше срока и проблемами с сердцем. Видимо, многочасовой перелёт спровоцировал приступ. Нас из аэропорта увезла скорая помощь в областную больницу. Врач сказал, что шансы у малыша ничтожны, но надежда есть и попросил документы. Я сказала, что принесу их из машины, но струсила и сбежала. Всё, что они знали о ребёнке, имя, фамилию и возраст, записанные с моих слов. Прожив три дня в гостинице, и, поняв, что меня никто не ищет, я «приехала» к вам в гости. Дальше ты знаешь. Ваш развод был делом решённым, а твоё заключение под стражу было мне на руку. Я улетела по твоему заграничному паспорту с твоей семьёй, а в Канаду вернулась под своим именем. Я ни о чём не жалею. Так сложилась жизнь. Иногда жалею, что ничего не знаю о судьбе ребёнка. При любом раскладе, было бы спокойнее знать правду. Я даже тебя просить ни о чём не буду, но зная тебя, именно ты поможешь мне эту правду узнать. Отца Андрея зовут Томас Джонс – это для сведения. Сообщи, если что-то узнаешь об Андрее Ольховском 2008». Дарья позвала Варю и мужа, занятых на кухне.

– Прочтите. Это касается нас всех, – она вспомнила, что незадолго до дня рождения Вари и приездом Дианы, к ним заходил участковый. Она сама с ним разговаривала, и причина его визита были поиски матери брошенного в больнице ребёнка.

– Даша, если мальчик жив, ему сейчас тринадцать лет, – после долгого молчания, сказал Александр.

– Как она могла, мама? – не понимала Варя. – Он был таким, как наши мальчишки. Как такого кроху можно оставить умирать? А если он жив, то больного ребёнка никто не усыновит и он может быть в детском доме до совершеннолетия, а выйдет инвалидом. Чему она могла меня научить, если сама не человек?

– Варя, успокойся и подумай. Сейчас вся молодёжь сидит в сети. Мы не знаем, с какой стороны начать. Ты начни с интернета, а я с детективного агентства. Мама не успокоится пока не найдёт мальчика или сведений о нём. – Дашь, ты не сердись, выслушай и давай рассуждать здраво. Если мы найдём парня и он болен, надо подумать, где взять на лечение деньги. Найдём мы его, что скажем? Подожди, пока мы найдём деньги. Это один вопрос и решать его нужно параллельно. Окажется здоров – средства вернём. И не забывай, какие воспитанники детских домов в этом возрасте. Будь готова ко всему.

– Саша, ты говоришь так, будто мы его уже нашли и я собираюсь привезти его в дом.

– А разве будет по-другому? Правда, он может отказаться и от помощи, и от общения. Пусть поисками занимается специалист, а мы подумаем, где мы можем одолжить денег, чтобы добавить к материнскому капиталу. Можно взять ссуду под залог квартиры.

– Не нужно ничего искать. Восемь лет назад в подвале дома бабушки я нашла небольшой клад. Драгоценности и один из золотых червонцев мы с Мариной продали, оставив себе на память по браслету. Второй я подарила ей, а третий отдала Вершинину за операцию Ани. Разницу он мне вернул. Осталось семь червонцев и немного долларов от продажи. Пусть останется шесть. Извини, что не рассказала. Мы никогда не испытывали финансовых трудностей, а мой золотовалютный запас переехал вместе с нами из квартиры. Пойдём, я тебе всё покажу.

– Ты всё это время была сказочно богатой? И кто о нём знает?

– Марина. Я не думаю, что она как-то контролирует мои расходы, да и не интересовалась никогда остатками клада. Сами монеты представляют ценность для коллекционеров, а не для скупщиков золота. Для скупки проба золота очень высока. Держи. Найдёшь, кому предложить?

– Отца попрошу. Дед мой коллекционировал всё подряд, а отец после его смерти начал всё продавать, не понимая как можно собирать без всякой системы. Он оставил только два полотна, которые мне нравятся, и с десяток монет 18-19 веков. На мой взгляд, они медные и никакого интереса у меня лично не вызывают. Пусть попробует продать всё скопом, – он обнял жену. – Мы всё решим, не переживай.

– Тебе нужна сказочно богатая жена?

– Ты мне нужна, Дашка, – он крепко обнял жену. – Богатство не меняет твоего характера, а для меня это дороже денег. Я знал тебя санитаркой, медсестрой, врачом. У меня нет ни зависти, ни соперничества. Дом куплен на твоё наследство, но могло быть и по-другому. Мы решали это вдвоём. Мне не интересно, сколько у тебя денег, и в какой валюте. Знаю одно – у меня большая семья и я должен её содержать. Не поделись ты со мной сокровищами, я нашёл бы выход.

– Я рада, что ты это понимаешь и принимаешь.

Через два месяца у Дарьи был не только адрес детского дома, но и фото мальчика.

– Мам, это он. Посмотри, мы с ним похожи, – глядя на фото, говорила Варя.

– Я встречусь с директором, а ты попробуй познакомиться с ним. Ему будет проще общаться с молодой девушкой, чем с чужой тётей, – говорила мать дочери, наблюдая за худеньким пареньком с фотографии, который шёл по коридору.

Директор, выслушав Ольховскую, открыла личное дело и, взглянув на фото Андрея, предположила родственную связь.

– Андрея перевели в наш специализированный детский дом два года назад, а до этого был дом малютки, детский дом. У нас проблемные дети, но здесь их обижать некому. У каждого своя болезнь. Мальчик отстаёт в физическом развитии, но далеко не в умственном. Он разумный и осознаёт в свои тринадцать лет все возможные последствия. Он хорошо учится, много читает и поёт. Но даже небольшие физические нагрузки для него риск. Комиссия перевела его сюда с надеждой на операцию, но очередь за два года не продвинулась. Вы чего от него хотите?

– Прежде всего, помочь. Я договорюсь о консультации и по её результатам об операции. Даже если я окажусь не его тётей, я