Через несколько минут все тот же прапорщик-костолом ввел в комнату для допросов Кацнельсона. Боря был весь какой-то сгорбленный, пухлые щеки втянулись, и на всем лице, казалось, не осталось ничего, кроме носа. Он настолько гениально изображал испуганного до полусмерти затурканного еврея, что, не знай я его с юности, мог на самом деле усомниться, не сдал ли он уже все секреты Службы.

Оформив протокол очной ставки, следователь протянул Боре бумаги, с которыми только что познакомился я.

– Борис Моисеевич, вы подтверждаете записанные с ваших слов показания? – спросил он, продолжая заполнять очередной бланк.

– Подтверждаю! – опустив голову, едва слышно произнес Боря. – Володя, не упирайся, они все знают… Будет только хуже…

Очная ставка продолжалась, но уже под нашим контролем. Вместе мы с Борей представляли грозную силу. Следователь вышел из-за стола и теперь задавал вопросы, стоя между нами. Стал он так удачно, что полностью закрыл меня от следящей камеры. Пока Боря внушал ему, что ничего необычного не происходит, и шепотом диктовал нужные вопросы, я, не прерывая диалога, со всей возможной скоростью превращал свое лицо в точную копию лица следователя. Слава богу, роста мы были одинакового. Дождавшись одобрительного кивка Кацнельсона, я повернулся к нему и заорал:

– Иуда! За гривны продался! – наклонил голову, чтобы скрыть от камеры свою изменившуюся физиономию, схватил со стола настольную лампу и рывком оборвал шнур. В комнате стало темно.

Вся эта комбинация была построена на том, что следователь, испытывающий непреодолимую тягу к атрибутике НКВД, любил проводить допросы, выключив верхнее освещение и пользуясь одной лишь настольной лампой в стиле тридцатых годов.

Охрана ворвалась к нам буквально через три минуты после наступления темноты, но этого времени мне хватило, чтобы поменяться со следователем одеждой, в чем он активно мне помогал. Когда щелкнул выключатель и загорелся плафон на потолке, трое охранников увидели такую картину: следователь, которым на самом деле был я, только с новым лицом, стоял над безвольно повисшим на стуле арестантом, который на самом деле был следователем. Но охранники, подчиняясь внушению, видели вместо него меня. А напротив нас сжался в комок перепуганный Боря.

– Шустрый москаль! – со злостью сказал я голосом следователя. – Лампу, падло, испортил! Ты мне за нее кровью харкать будешь! Наденьте на него наручники и в камеру! Покрепче браслетики затягивай, покрепче! Не мне тебя учить!

Потрясенный следователь пытался что-то сказать, но из его рта вырывалось только сдавленное мычание. Дар речи отнялся у него моими стараниями надолго. Двое охранников подхватили его под руки и потащили в камеру. Они будут не меньше суток видеть в бедняге меня, и никто не переубедит их, что это не так.

– А ты, – обратился я к оставшемуся в комнате костолому, – вызови внешнюю охрану с машиной. Этого арестованного, – я бросил презрительный взгляд на Борю, – я забираю на следственный эксперимент. Вот постановление.

Уже выйдя в коридор, я не удержался и спросил своего обидчика, прапорщика-садиста:

– Слушай, а что это у тебя с животом?

Костолом испуганно посмотрел на меня, побледнел и куда-то умчался. Я злорадно улыбнулся – теперь он несколько дней не будет слезать с унитаза. И поделом, он первый начал…

Чтобы выйти из здания, нам пришлось миновать несколько постов охраны, и на каждом я предъявлял удостоверение следователя, доставшееся мне вместе с его одеждой. Несмотря на спешку, я хорошо вылепил его внешность, и у нас не возникло никаких осложнений. Оставалось надеяться, что мы не нарвемся на кого-то, кто хорошо знаком с нашим следователем. Встретишь такого, задаст он вопрос, на который ты не знаешь ответа, и попробуй вывернуться! Когда спецназовцев вокруг что муравьев…

Нам повезло. «УАЗ»-«буханка» защитного цвета и три могучих охранника дожидались нас прямо у крыльца штаба. Я предъявил им постановление на проведение следственного эксперимента (самое настоящее, разве что написанное следователем под нашим с Борей нажимом), позвонил Павлу, и мы все разместились в салоне машины.

Я назвал водителю адрес, он вывел машину за ворота, и мы помчались туда, где нас уже ждали. Сияющий хромированными частями огромный серебристый «Лексус», припаркованный на стоянке супермаркета, я увидел еще издали и велел водителю пристроиться рядом. Подъехав к стоянке, он рявкнул сиреной, прогоняя какого-то чайника, который пытался вклинить свой «Опель» рядом с «Лексусом». Чайник моментально испарился. Наш водитель зарулил на освободившееся место и вопросительно посмотрел на меня, ожидая дальнейших инструкций.

Куда бы их подальше отправить…

– Карта автодорог есть? – спросил я водителя.

– Так точно! – бодро ответил он и подал мне потертый атлас Украины.

Я бросил взгляд на карту и приказал, стараясь не улыбнуться:

– Мы с арестованным остаемся здесь, а вы разворачиваетесь и следуете в Ужгород. По дороге останавливаться как можно реже. На въезде в город вас встретят, и вы получите дальнейшие инструкции. Пользоваться в пути любыми видами связи запрещаю, поэтому прошу сдать телефоны.

Все трое послушно протянули мне свои трубки. Ни у кого из них не возникло сомнений в моем праве отдавать такие приказы, а это значило, что они надолго исчезнут из города, отправившись в противоположный конец Украины. С этой стороны проблема будет снята. Но неожиданно взбрыкнул водитель.

– Погоди! Какой, на хрен, Ужгород? – возмутился он. – У меня бензина до Кременчуга не хватит! А командировочные? Что нам, всю дорогу с пустым брюхом трястись?

Об этом я не подумал. А практичная натура хохла пробила брешь даже в мощном гипнотическом внушении.

– Минутку! – сказал я и, подойдя к «Лексусу», спросил у мужиков: – Украинские деньги есть?

– Зачем? – удивленно спросил Мишка.

– Давай, потом объясню!

Мишка достал из бумажника приличную пачку купюр по двести гривен. Я отобрал у него деньги и протянул спецназовцу, который уже маячил у меня за спиной.

– Хватит?

– Так точно, командир! – Глаза у него загорелись. – С такими деньгами мы всю Европу за день проскочим!

Больше мы их не видели.

Первую остановку мы устроили, выехав за город. Свернув с трассы на проселочную дорогу, Мишка по едва заметной колее загнал машину в густые заросли акации и поменял номера с московских на киевские. Я достал трубку и принялся звонить командиру. К моему удивлению, из трубки послышался лишенный эмоций голос: «Набранный вами номер не существует». Потом то же самое прозвучало по-английски. Звук был громкий, и услышали это все.

– Слушайте, мужики, – растерянно произнес Павел. – Вам не кажется, что мы влипли по-взрослому?!

Все подавленно молчали. В такой ситуации мы оказались впервые. До сих пор, что бы с нами ни случалось, в какое бы тяжелое положение ни попадали, мы всегда чувствовали за спиной мощную поддержку Службы, знали, что в случае нужды она всегда протянет руку помощи. Теперь это чувство пропало, и это было по-настоящему страшно. Как будто из нашей жизни ушло что-то огромное и очень важное. Хуже того, откуда-то из глубин сознания всплыла крамольная мысль: Служба из друга превратилась во врага!