— Была! — припечатала кухарка. — До вчерашнего вечера была. А нынче утром зашла к ней в опочивальню ее горничная Лючия — та, у которой брат ушел в пираты… ну, знаете, тот долговязый парень, что ухлестывал за дочкой мастера Козимо… ну, за той самой, которая потом вышла за гвардейца…

— Не отвлекайся, Пьеретта! — остановил ее хозяин. — Забудь про дочку мастера Козимо. Ты сказала, что горничная зашла в опочивальню маркизы. И что же она там нашла?

— Так нашла она ее светлость. Госпожа маркиза лежала на полу, возле своего ложа…

— Мертвая?

— Мертвее не бывает! А лицо-то, лицо у нее было такое… Лючия сказала, что после того, что увидала в это утро, она уже никогда не сможет заснуть!

— Да какое же у нее было лицо? Можешь ты сказать толком, или из тебя каждое слово нужно клещами вытягивать?

— Такое испуганное, господин мастер… такое испуганное, как будто ее светлость увидела самого дьявола, не к ночи будь помянут! — и Пьеретта мелко закрестилась.

— Знаю я эту Лючию… — пробормотал мастер Луиджи. — Она всегда любила приврать…

— Так-то оно так, — степенно кивнула Пьеретта, — только вы, господин мастер, не видели ее этим утром… Лючию то есть. А я видела. И точно вам скажу — уж до того она была напугана, что никакого у меня нет сомнения в ее словах!

— Никакого сомнения? — задумчиво переспросил мастер Луиджи.

Он вспомнил, как заглянул в то зеркало, которое купила у него маркиза Ченчи. Вспомнил, как увидел там ужасное, немыслимое лицо, словно сотканное из обрывков грозовой тучи…

Пожилой бомж в грязной куртке с низко опущенным капюшоном огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет ни души, подошел к знакомому люку.

Бомж этот откликался на незамысловатую кличку Порфирьич. Как нетрудно догадаться, кличка эта когда-то была его законным отчеством. К этому отчеству, как у всех прочих людей, прилагалось имя, а также фамилия. То есть у Порфирьича имелся комплект, который паспортистки советских времен называли пресловутой аббревиатурой ФИО. Помимо ФИО, у Порфирьича имелись трехкомнатная квартира и солидная профессия. Профессия эта называлась сложно и красиво — гидродинамика. Сейчас, в своем теперешнем состоянии, Порфирьич не мог с первого раза выговорить это название. В лучшем случае — со второго. А когда-то мог читать длинные лекции. Больше того — у него имелась даже научная степень — кандидат технических наук.

Но с тех пор прошло много времени, как говорится, утекло много воды, подчиняющейся непреложным законам той самой гидродинамики. И эта условная вода унесла в неизвестном направлении и научную степень, и трехкомнатную квартиру, и даже имя с фамилией, оставив Порфирьичу только его красивое отчество.

К изменению его социального статуса приложила руку Антонина, вторая жена Порфирьича.

Надо признать, что он и сам был не без греха. Когда первая его жена Ксения Борисовна, строгая деловая женщина, которая твердой рукой вела Порфирьича по жизни к одной ей известной цели, скончалась от тяжелой продолжительной болезни, Порфирьич закусил удила, отпустил тормоза, в общем — загулял. Тут его и подцепила Антонина.

Антонина была женщина не то чтобы привлекательная, но, как говорится, яркая. Самое же главное — она была полной противоположностью Ксении Борисовны. Она поощряла всевозможные слабости и пороки Порфирьича. Если Ксения Борисовна пыталась приохотить или даже принудить Порфирьича к здоровому образу жизни, покупала ему всякие обезжиренные творожки, спаржу, шпинат и прочую гадость, кормила его тушеными овощами и фальшивым соевым мясом — Антонина готовила вкусные, жирные, скворчащие на сковородке отбивные. Если Ксения Борисовна всячески боролась с алкоголем — Антонина следила, чтобы спиртное никогда не переводилось в доме, и даже сама его покупала. И своей рукой наливала Порфирьичу, и сама с ним выпивала — немножко, деликатно вытирая губы и поощрительно улыбаясь.

Порфирьич вообразил, что встретил женщину своей мечты — и повел Антонину под венец.

Ну, насчет венца это, конечно, художественное преувеличение, они скромно зарегистрировали свой брак в соответствующей организации, после чего Антонина срочно прописалась в хорошей трехкомнатной квартире на Васильевском острове.

После этого ее характер непостижимым образом переменился.

Антонина перестала покупать и готовить вредные вкусности, перестала покупать Порфирьичу спиртное.

То есть спиртное-то она покупала, но пила его не с Порфирьичем, а со своим новым знакомым.

Оказалось, что Антонина водит близкую дружбу с местным участковым уполномоченным, и Порфирьич чуть не каждый день, приходя домой, заставал на своей собственной кухне этого самого участкового. И не только на кухне.

Когда он попытался выставить участкового за дверь, тот без предисловия набил ему морду, после чего оформил протокол об административном правонарушении. И пошло — чуть не каждый день Порфирьич получал побои и протоколы.

С работы Порфирьича уволили — кому нужен пьющий и безобразящий кандидат технических наук?

С горя Порфирьич стал пить гораздо больше, чем, естественно, усугубил свое положение.

А однажды утром, когда Порфирьич маялся тяжелым похмельем, Антонина прямо сказала ему, что они с Владимиром (так звали участкового) закроют Порфирьича (то есть отправят его на зону), если тот не подпишет документ, из которого следует, что он продал ей, Антонине, свою часть трехкомнатной квартиры.

Взамен этой жилплощади ему предложили домик за городом.

— Тебе там только лучше будет! — заявила Антонина. — Воздух свежий, и никто не мешает пить! Опять же, мы с Вовиком не звери, мы тебе денег заплатим…

При этом она держала в руке полный стакан.

Порфирьич взвесил варианты. С одной стороны, участковый с Антониной не шутят и действительно зашлют его туда, куда Макар телят не гонял. С другой — подписать и вырваться на свободу… опять же, он мучился похмельем, а в руке Антонины призывно маячил стакан…

Он потянулся к этому стакану, но Антонина стакан отстранила и вместо него вложила в руку мужа шариковую ручку.

И Порфирьич подписал…

Домик за городом на поверку оказался жалкой лачугой из ломаных гипсокартонных блоков и ржавой жести. Жить в этой лачуге летом было еще можно, но осенью, а тем более зимой — никак…

Деньги, которые заплатила ему Антонина, очень быстро кончились — да их и было-то немного.

Помаявшись неделю-другую в продуваемой всеми ветрами лачуге с протекающей крышей, Порфирьич вернулся в город, на свой родной Васильевский остров. Поглядев со стороны на бывшую свою квартиру, он с удивлением убедился, что в ней живут совершенно незнакомые люди. Видимо, предприимчивая Антонина благополучно продала его квартиру. Участковый Вовик ходил по своему участку мрачный и злой — должно быть, его Антонина тоже бортанула.

Короче, вернуться к прежней жизни не было никакой возможности.