Пока я наблюдал, как под руководством Яра и Тура бойцы первой линии облачались в найденные в обозе стеганки и подгоняли нагрудники, пока Никодим с Прохором снаряжали разведку, а Фома с Буяном обходили обоз, заглядывая в каждую повозку, пришла беда, откуда не ждали. Точнее, свалилась как снег на мою голову в виде пяти особей женского полу. Трех из них я уже видел и легкомысленно окрестил «борделем на марше».

Две дамочки выделялись «старомодными» нарядами, мало подходящими для активной жизни во всех смыслах, ювелирными украшениями и вызывающе надменным видом. Они составляли ядро «бабьего бунта» и являлись его голосом.

Прочие стояли позади и чуть в стороне, соблюдая сословные приличия. Крепенькие, в меру декольтированные, в грубых, но вполне приспособленных для походов, труда и обороны платьях с кожаными вставками. В руках, отмеченных следами тяжелой работы, они сжимали ножи. Не то служанки или прачки, не то солдатские жены, но явно не «вспомогательно-развлекательное» подразделение. Нагло и внезапно заслонили мне милую сердцу картину жизни военного лагеря и принялись голосить непонятное и требовать невозможного. А именно предоставить охрану, компенсировать потерянное имущество, выдать документы и вообще срочно обеспечить им сносные условия жизни. Будто у меня другие дела закончились!

С левого фланга на меня наседала пышнотелая леди, справа ее напор поддерживала худощавая напарница. А три простолюдинки оказывали лидершам моральную поддержку.

– Кто такие? – как можно более грозно рыкнул я. – А ну, прах и пепел, по очереди докладывать!

Оказалось, мои бравые ребятушки в спешке прихватили не только офицерскую бричку, винный погреб господина интенданта, кучу посуды, мебели и товаров народного потребления, но и двух офицерских жен и трех… хм, пусть пока числятся служанками. В донжоне со своими благоверными полегли не все – эти просто не успели добежать до укрытия и прятались под телегами. Пока их товарки своим мужьям заряжали ружья и пистолеты, убившие Трындеца и Нила, эти отсиживались непонятно где. А потом присоединились к колонне, по привычке помыкая возницами и солдатами. Что-то я их не видел рядом с санитарной телегой, и для помощи Фоме пришлось отряжать еще одного бойца! Может, поэтому и не взяли солдатскую обувь и обмундирование, что кому-то пришлось фургон с этими запрягать и везти? Зато теперь, как стая сорок, на меня налетели требовать то да се, пятое-десятое… Спрашивается, за какие заслуги?

Не было печали! Во-первых, это головная боль сейчас. Я поморщился, словно сорочий гвалт разбередил все мои ранения одновременно. А во-вторых, «геморрой» потом – продолжил размышления сроднившийся с моей личностью Ральф. Свидетельницы кровавых злодеяний господина Романова у Каменной Длани. «Убийство граждан Империи и офицеров Армии Освобождения – раз, незаконное владение магическими способностями и артефактом – два, присвоение материальных ценностей в особо крупных размерах вроде казны и артиллерийских гамионов – три», – зачитал как приговор список моих прегрешений мертвый маг. Отчего за Слезой Асеня половина Скверны будет гоняться, это понятно, но незаконное владение как понимать? – вскипел мой разум возмущенный. Геноцид мирных, но вооруженных до зубов пастухов как пить дать пришьют, но браслет-то почему вне закона?! Маг внезапно пропал, подтверждая тем самым мою догадку, что ляпнул что-то совсем не то. И здесь засада…

Дело ясное, что держать языки за зубами красавицы не умеют, а даже наоборот. Стоит им только добраться до цивилизации, за смерть своих покровителей отомстят мне сполна. И бросить их я не могу. Не потому, что совесть не позволит, а потому что их благородия так поступать не должны. Мои подчиненные меня не поймут. Будь бабенки посообразительнее, они бы попросили защиты у барона Белова, и хрен бы я куда делся, пришлось бы отрывать солдат от работы для удовлетворения их капризов, но наглость и нервы их подвели. Набросились на «главаря бандитов» они напрасно. На меня где сядешь, там и ляжешь.

– Спокойно, ляди! Я командую особым отрядом в подчинении генштаба Армии Освобождения, – я нарочно исказил имперское обращение к супругам господ офицеров. Еще и уравнял общим обращением и благородных дам, и простолюдинок. Мне мелкая радость, а они пусть думают, что перед ними пальцы гнет некуртуазный неотесок со всеми вытекающими. – Можете обращаться ко мне «господин лейтенант» или «господин Романов».

Дамы, однако, не растерялись и громкость своих нападок не отрегулировали. Мое представление вкупе с их унижением оказались напрасными сотрясениями воздуха.

– Внимание! – пришлось повысить голос, чтобы перекричать галдеж и для солидности частично перейти на имперский. – Тишина! Заверяю, все ваши требования будут рассмотрены после того, как мы окажемся на своей территории. Сейчас мы во враждебном окружении, и я не могу заниматься устройством вашего быта! Однако, если вам не по вкусу еда из общего котла, я прикажу обозному главе Никодиму выдать вам провиант. И чуть не забыл самое главное! Через час мы выступаем. Ваша повозка остается здесь! Вы можете оказаться в руках тех, кому служили ваши мужья, а можете вместе с моим отрядом вернуться в Колонии. Куланы будут отданы под вьюки с военным имуществом. Я так решил – и точка! Помыкать моими солдатами я запрещаю! Ах, вы так?! Пошли прочь, курвы рублевские! Акинф, гони этих мегер прочь! Пошли прочь, я сказал!

Насилу отбившись – не без некоторого ущерба для камзола и физиономии – от озлобленных дамочек, возмущенных до глубины души перспективой остаться без гардеробов и прочего непосильным трудом нажитого имущества, пересекся с Прохором. Начвор протянул мне список переданного разведчикам оружия и снаряжения – на превосходной бумаге. Молчун-Петр оказался горазд не только себя обеспечивать, но и о людях своих позаботился похвально. Мои наказы насчет скорострельного и точного оружия подчиненные исполнили на все сто: группа из десяти солдат получила четыре штуцера Марксмана, три «плежских барабанных винтовки», представлявших собой массовую версию моего первого трофея, а также револьвер и восемь драгунских пистолетов со всей причитающейся амуницией. Два разведчика остались со штатными арбалетами, а Молчун, повторюсь, упаковался с ног до головы самостоятельно. Пробежав список выданного боекомплекта, холодного оружия, экипировки, одежды и обуви, с довольным выражением лица подмахнул бумагу протянутым самописным пером. Добавил затейливый вензель к своей обычной подписи для пущего соответствия времени. Ни капли удивления начвор не выразил, значит, я угадал и здесь.

Прохор степенно поместил документ в офицерскую полевую сумку и увлек меня в сторону сортируемых грузов. Я и сам был несказанно рад убыть подальше от разъяренных стерв, нарушающих работу моего мозга. Усталость, раны, недосып и цейтнот – еще минута неконструктивного общения с «прекрасным полом», и я готов был сорваться и нарубить сплеча дров. Настрелять пяток «ноусэрок»… мечты-мечты.

Начвор, у которого руки наконец дошли исполнить мою просьбу, предложил на выбор: пехотную винтовку системы «Марксман», длинноствольный револьвер с деревянным кобурой-прикладом и богато украшенную нарезную вертикалку изрядного калибра. Не стал огорчать Прохора кислой «мордой лица», хотя ни один из предложенных вариантов мне не понравился. Все они отличались превосходным исполнением – первый вариант прямо-таки просился в руки начинающему снайперу. Логику, по которой начвор отобрал второй и третий, я также понял. Ненавязчиво привлек Акинфа в качестве оружейного эксперта, предложив тому сменить свою тяжелую шестистволку на комплект из револьвера и одного из двух ружей на выбор.