* * *

Вскоре после того, как попал в плен Мигель Кубас Салданья, были уничтожены два последних отряда, еще дравшиеся на Аточе и Антона Мартина. Прижатые к стене какого-то сарая на Магдалене, осыпаемые картечью, бьющей с площади, падают мертвыми поденщик Франсиско Бальсейро Мария, 49 лет, галисийка Мануэла Фернандес, 30 лет, — ей угодила в голову отскочившая рикошетом пуля — и астуриец Франсиско Фернандес Гомес, которому оторвало правую руку. Из всего отряда удалось спастись только смертельно раненному козопасу Матиасу Лопесу де Уседе — его вынесли сын Мигель и чернорабочий Доминго Родригес Гонсалес. Сколько ни стучат они в двери, как ни взывают о помощи, никто не открывает, и тогда кружным путем несут умирающего в Главный госпиталь.

— Бегите! Рассыпайтесь! Спасайся, кто может!

И другой отряд ждет та же участь. Рассеянные картечью, не успевают скрыться на улице Флор и падают, подстреленные, как зайцы, музыкант Педро Сессе-и-Масаль, 27 лет, служащий в сиротском приюте Мануэль Анвиас Перес, 33 лет, посыльный Фульхенсио Альварес, леонец родом, 24 лет. Последний ранен в ногу и отбивается от догнавших его французов навахой, покуда не приколот штыками. Ничем не лучше судьба восемнадцатилетнего юноши Донато Арчилья-и-Вальенте — пекарь Паскуаль Монтальво, успевший убежать по улице Леон, видит, как приятеля его, с которым все это время сражались они рядом, со скрученными за спиной руками уводят вниз по улице Прадо. Избавившись в подворотне от французской сабли, Монтальво крадется следом, в отдалении, чтобы узнать, куда ж его тащат, и попробовать, если вдруг получится, освободить. И вскоре, притаясь за изгородью на Пасео-дель-Прадо, он увидит, как у стены монастыря Иисуса Назарянина расстреляют Донато вместе с Мигелем Кубасом Салданьей.

* * *

Далеко не все, кто погибает на площади Антона Мартина, принимали участие в боях. Вот, например, хирург Фернандо Гонсалес де Переда, 82 лет, получил пулю в тот миг, когда с несколькими добровольцами, таскавшими самодельные носилки, пытался оказать помощь валявшимся у фонтана раненым с обеих противоборствующих сторон. И еще несколько лекарей и санитаров были убиты в этот день при исполнении своего долга: хирург Хуан де ла Фуэнте-и-Касас, 32 лет, погиб, когда с бинтами и корпией пытался пройти по площади Санта-Исабель; застрелен был Франсиско Хавьер Агирре-и-Ангуло, 33 лет, который склонился над ранеными, брошенными на улице Аточа; Карлосу Ногесу-и-Педролю, профессору университетской клиники в Барселоне, пуля попала в бедро после того, как, перевязав многочисленных раненых на Пуэрта-дель-Соль, он возвращался к себе домой на улицу Дель-Кармен. Убиты также Мигель Бланко Лопес, 60 лет, служащий погребального братства Сан-Луис, фельдшер Сатурнино Вальдес Регаладо, вдвоем с кем-то несший носилки все по той же улице Аточа, капеллан монастыря кармелиток Хосе Кремадес Гарсия, причем последний — в дверях церкви и в ту минуту, когда, преклонив колени возле умирающего, давал ему духовное напутствие.

* * *

И в этот день, когда столь обильную жатву собирала обрушившаяся на Мадрид смерть, погибает при обстоятельствах самых странных, загадочных, так никогда до конца и не проясненных еще одна женщина: Мария Беано — это под ее балконом каждое утро проходил капитан Педро Веларде, вечером наносивший ей неизменный визит. Еще молодая и красивая вдова артиллерийского офицера, оставившего ее с четырьмя малолетними детьми на руках — мальчиком и тремя девочками, — дама безупречной нравственности и строгих правил, она провела все утро у окна, расспрашивая прохожих о том, что творится в Монтелеоне. И когда наконец подтвердилось, что там идет бой с французами. Мария устремилась к зеркалу, причесалась, оделась, набросила на голову черную мантилью и, вверив детей попечению старой преданной служанки, устремилась, ничего не объясняя, на улицу. И вот, как показали впоследствии видевшие ее, «на ней лица от волнения не было», а побежала она к артиллерийскому парку, заметалась, пытаясь пройти туда то одной дорогой, то другой, но все прилегающие улицы оказались наглухо перекрыты и за оцепление никого не пропускали. Остановили на дальних подступах и Марию Беано: кое-кто из горожан удерживал ее, призывая одуматься и отказаться от своего намерения. Вдова, однако, вырвалась, пробежала за оцепление и, не слушая криков французских часовых, бросилась бегом вверх по улице Сан-Андрес, где ее и догнала пущенная вслед пуля. Женщину в черной мантилье оттащили на тротуар, и там пролежала она в луже крови целый день; причина же столь неистового стремления попасть в окруженный парк Монтелеон навсегда осталась окутана мраком неизвестности.

* * *

А капитан Веларде, не ведая о гибели Марии Беано, вот уже сорок пять минут командует теми, кто засел в окнах главного корпуса и под аркой ворот. Луис Даоис попросил его не выходить наружу, к пушкам, имея в виду, что, если его самого убьют, Педро примет на себя руководство обороной. И сейчас он стоит неподалеку от ворот, управляя огнем стрелков — часть их залегла под аркой, часть пристроилась на мостках над оградой, — прикрывающих прислугу всех четырех орудий. По прилегающим улицам французы пустили пока только пехоту, без пушек, и Веларде доволен тем, как идут дела. Артиллеристы и волонтеры короны дерутся упорно и умело, гражданские делают, что им говорят, и огонь их, не слишком, быть может, точный, все же удерживает французов на почтительном расстоянии. Тем не менее капитан озабоченно отмечает, что французские фузилеры, перебегая от дома к дому, из одной подворотни в другую, приближаются неуклонно, заставляя горожан отступить с перекрестка улиц Сан-Бернардо и Сан-Андрес. Французы засели на втором этаже в крайнем доме по этой улице и палят оттуда по тем, кто перетаскивает раненых в монастырь Маравильяс. Чтобы выбить неприятеля, Веларде собирает маленький отряд: писарь Альмира (Рохо встал заряжающим к орудию, которым командует лейтенант Руис), волонтеры Хулиан Руис, Хосе Ача и Хосе Ромеро, лакей с улицы Хакометресо Франсиско Маседа де ла Крус.

— За мной!

В затылок друг другу шестеро бегом пересекают улицу, минуют пушки и прижимаются к стене дома напротив. Оттуда Веларде знаками поясняет Даоису свои намерения. А тот, продолжая спокойно, словно на прогулке, расхаживать меж пушек, отвечает жестом, который можно истолковать как знак согласия, хотя Веларде и подозревает, что командир просто пожал плечами: делай, мол, что хочешь. Так или иначе, Веларде и его люди вдоль стены пробираются дальше, пока не оказываются у склада, где сидит угольщик Космэ де Мора со своими.

— Сколько вас?

— Пятнадцать, сеньор.

— Семь человек — за мной.

Они по одному, через промежутки времени, отмеряемые самим Веларде, вылезают на улицу и бегом устремляются через перекресток Сан-Хосе и Сан-Андрес, где отряд собирается воедино.

— Нас тринадцать, — бормочет Маседа. — Чертова дюжина… Это не к добру.

— Разговоры отставить! Примкнуть штыки!

Волонтеры короны заученно и споро исполняют приказ. Гражданские неуклюже повторяют их отработанные движения.

— А если у кого нет штыков, сеньор офицер? — спрашивает бельевщик Бенито Амехиде-и-Мендес.