— Шестнадцать пятьсот.

Хреново, досягаемость нашей пушки пятнадцать пятьсот, и это по горизонтали. Аэростат же висит на приличной высоте, куда снаряд нам с наших позиций не закинуть. Ни при каких условиях. Только если пробраться в тыл к немцам на глубину не менее километра. Но соваться с нашей пушкой в немецкий тыл как-то не хочется. Фрицы не дураки, не стали поднимать аэростат в зоне досягаемости нашей артиллерии. А здесь дальность измерить никто не догадался, нас вызвали почти за две сотни километров. Да-а, подставили нас: стрелять — бесполезно, не стрелять — нельзя. Вот и решайте задачу, господин инженер. Это не двойной интеграл, тут думать надо.

— Ну, что делать будем? — интересуется Шлыков.

— Думать, товарищ лейтенант, думать. Авось придумаем что-нибудь.

И тут мне в голову пришла мысль о том, на кого можно спихнуть это дело.

— Товарищ лейтенант, — обратился я к разведчику, — а корпусная артиллерия эту «колбасу» достать пробовала?

— А как же, несколько раз пробовали.

— Ну и что?

— Да ничего. Пока наши пристреливаются, немцы их позиции засекают и начинают своей артиллерией давить. А еще немцы могут просто спустить аэростат, тогда наши постреляют, постреляют, а назавтра он опять висит.

И тут облом. Соколы наши, выходит, обос… обделались, корпусная ничего сделать не смогла. А крайним кто будет? Мы? Получается, что мы.

— Значит, так, товарищ лейтенант, — это я уже Шлыкову, — у нас есть два выхода и оба хреновые. Первый. Сегодня ночью втаскиваем орудие поближе, маскируем и, как только аэростат поднимется, открываем огонь. Следующей ночью те, кто останется в живых, попробуют вытащить то, что останется от орудия.

— А второй? — интересуется взводный.

— Второй. Берем у комполка справку о недосягаемости аэростата и мотаем отсюда. Приказ все равно невыполним, но хоть все живы останутся.

Лейтенант впадает в задумчивое состояние. Я его понимаю, крайним в этой истории будет он.

— А ты, сержант, какой бы вариант выбрал?

— Второй.

— Под трибунал могут отдать, — сомневается взводный.

— А могут и не отдать. Наш район сухопутчикам не подчинен, и не хрен свои задачи на нас перекладывать. Тем более — задачи невыполнимые. Пусть сначала фронт к аэростату на нужное расстояние подтянут, а уж потом и мы по нему пальнем.

— Хрен с ним, — решает лейтенант, — напишет майор справку — уезжаем отсюда.

Оба лейтенанта уходят в штаб полка, мы с Коноваловым сворачиваем дальномер и возвращаемся к орудию. Лейтенанты появляются минут через сорок после нашего возвращения. Шлыков находится в состоянии глубокой задумчивости.

— Ну что, товарищ лейтенант?

— Майор сказал, что справку напишет, если мы балку обстреляем.

— Какую еще балку?

В разговор вступает разведчик.

— Да есть тут один овражек. Прошлой ночью немцы в нем что-то делали. Мы выпустили несколько осветительных ракет, но ничего толком не разглядели, а для пулемета — далековато.

— А зачем нам туда лезть? Проще в этот овраг полдюжины минометных мин закинуть.

Лейтенант только плечами пожал, это не его идея. Можно предположить, что своих минометчиков майор подставлять не хочет, а мы чужие, как приехали, так и уедем. Ну и обычное презрение фронтовика к «тыловым крысам», хотя от штаба полка до передовой траншеи три километра наберется, а то и больше. Штаб стрелкового полка это еще не передовая.

— Давайте на местности посмотрим, — предложил разведчик.

Линия фронта здесь проходит по берегам извилистой речки. Между передовыми траншеями около пятисот метров, пойма болотистая, правый берег обрывистый. В этом берегу и образовался нужный нам овраг. Короткий и неглубокий, он проходит под углом к общему направлению течения речки, поэтому, чтобы просмотреть его на всю глубину, приходится здорово сместиться по фронту.

— Вон она.

Мы лежим на опушке небольшой рощи, Шлыков рассматривает балку в бинокль, потом передает мне. Я ничего особенного не замечаю — овраг как овраг, если там и есть что-нибудь, то фрицы это хорошо замаскировали. До балки около километра.

— И как мы сюда орудие вытащим? Фрицы в момент засекут, ни одного выстрела сделать не успеем.

— А сколько времени вам надо? — интересуется разведчик.

Я делаю расчет по времени.

— Минута развернуться, восемь снарядов на этот овраг хватит, это еще сорок секунд, минута свернуться.

— Долго, — размышляет лейтенант, — днем не получится, ночью надо стрелять. Орудие протащим через просеку, по которой сюда пришли, по ней и уйдете. Балку мы вам ракетами подсветим, на фоне обрыва она будет видна как темное пятно. Попасть сумеете? Тут около километра.

— Не промажем, товарищ лейтенант, у нас прямой выстрел — восемьсот метров.

— Тогда договорились. Во сколько начнем? В час?

— В час так в час, — соглашается Шлыков, — давайте сверим часы.

Командиры сверяют часы, и мы возвращаемся к расчету. Пока идем, просчитываю данные для стрельбы. Когда мы подходим к орудию, вокруг нас собираются зенитчики. Шлыков ставит задачу, но уж больно нечетко, когда он заканчивает, беру слово.

— Значит, так. Петрович, как только выскакиваем с просеки, разворачиваешься на сто восемьдесят градусов, двигатель не глушишь, орудие не отцепляешь. Сан Саныч, угол прицеливания ноль ноль восемь.

— Будет сделано, — кивает Сан Саныч.

— Рамиль, взрыватели надо вкрутить заранее. Знаю, что не положено, товарищ лейтенант, но там с ними возиться будет некогда. На первом ставишь дальность пятнадцать, на втором — шестнадцать, и так далее. Понятно?

— Понятно, командир.

— Ящики из кузова не вытаскивать, будете сразу подавать их заряжающему. Сашка, от тебя зависит почти все, темп надо держать максимальный, но должно обойтись без задержек.

— Не будет задержек, сержант.

— Дементьев, начало оврага ты увидишь как темное пятно на светлом фоне. С первым выстрелом не задерживайся, прицел потом по трассеру скорректируешь.

— А мне как стрелки в темноте совмещать? — спрашивает Епифанов.

Вопрос абсолютно справедливый.

— Фонарик нужен, товарищ лейтенант.

Пока лейтенант размышляет, где взять такой дефицитный предмет, решение находит красноармеец Ильдусов.

— Олечке вчера разведчики подарили. Трофейный, с тремя сменными стеклами.

— Ну, вот и решили. Выдвижение начинаем в ноль тридцать, до двенадцати всем отдыхать.

И тут я вспомнил про взводного.

— Я все правильно сказал, товарищ лейтенант?