гарниром и почти полностью со стейком, он ослабляет узел полосатого галстука. Выглядит, как всегда, смурным и недовольным. Даже плотный ужин совершенно никак не повлиял на его нелегкий нрав.

Откинувшись на спинку стула, отец смотрит из-под бровей на маму, а затем останавливается взглядом на мне. Как я и думала, его совсем не впечатлили старания жены. Он воспринимает все, как должное. А ведь она и правда старалась, судя по струящемуся шифоновому платью на ней и стильно уложенным белокурым волосам. Только она может из обычного ужина сделать застолье. Не покривив душой, признаю, что ей и правда очень идет облегающее коктейльное платье с длинными расклешенными рукавами и кружевными манжетами.

В отличие от мамы, я не стала заморачиваться, посчитав, что лучшая прическа – чистые волосы, а лучший макияж – здоровый сон. Да и наряд мой не отличается особенной изысканностью. Платье-рубашка молочного цвета – воплощение свежего повседневного образа, не более. Молочное платье-миди декорировано кружевом, а небольшой бант на талии добавляет моему образу женственности. Нет ни малейшего желания расшаркивать ножкой в угоду отцу.

Приоритеты поменялись. Теперь в первую очередь я ценю удобство.

Отец прочищает горло, и я почти кожей чувствую: сейчас что-то будет.

– Я забрал твою трудовую, – преувеличенно небрежно кладет на стол очень важный для меня документ. Пальцем пододвигает вперед по скатерти.

Внутри что-то дергается, трепещет, но я себя осаживаю. Значит, виделся с Дицони. Промокнув губы салфеткой, интересуюсь осторожно:

– Сегодня?

– Нет, на прошлой неделе.

Вот как…

На широких скулах отца принимаются ходить ходуном желваки. Должно быть, вспомнил крайне неприятный разговор.

– Не волнуйся, Дицони больше не будет досаждать тебе.

Резко вскидываю голову, встречаясь с тяжелым взглядом отца. Как-то странно звучат слова, с учетом того, что за все время Дицони не имел возможности со мной связаться. В первый же день, когда я переехала к родителям, разбитый вдребезги об стенку телефон полетел в мусорное ведро вместе с сим-картой.

Дицони… Глупое обманутое сердце, как заведенное, бьется только при одном упоминание ЕГО имени. Внутренний голос грызет, не имея ни капли сочувствия:

«Всё, что тебе нужно – это упоминание его имени. В общем, пускай они говорят что угодно, лишь бы о нём. Не так ли, Катя?»

Хочется отрицать, топнуть ногой, но… Себя не обмануть!

Отец напряженно ждет вопросов, а я хладнокровно лишаю его такого удовольствия. Смотрю прямо, не отводя взгляда. Именно благодаря тебе, папа, я усвоила, что жизнь – это не ожидание. Гроза когда-то закончится, а пока этого не случилось, нужно просто учиться танцевать под дождем. И я буду танцевать, ступая босыми ногами по усыпанному острыми осколками моего разбитого сердца полу.

*Плезантвиль – фильм, где действие происходит в телевизионном шоу 50-е годы в небольшом одноименном городке, где все шикарны, веселы и непорочны, и жизнь удивительно приятна.

Глава 52

Катя

К моему удивлению отец, первым отводит взгляд. Делает большой глоток воды. И я мысленно ликую. Я победила! Пусть знает: нет у меня никаких вопросов! Так же, как и Стэфана Дицони больше нет в моей жизни! Несмотря на кажущуюся безмятежность и даже холодность, повторяю мысленно, как мантру: пусть никто не узнает, как больно, как сложно….

Упрямо приподнимаю подбородок, хоть и знаю, как это бесит отца. Я всё равно ни о чём не жалею. Хотя бы потому, что это бессмысленно.

– Я и не беспокоюсь.

– Просто хочу, чтобы ты знала, – жёсткая, граничащая с жестокостью, улыбка прячется в уголках рта отца, когда он добавляет: – У меня есть рычаги влияния, а его условный срок еще не закончился.

Условный срок?! С трудом проглатываю маленький кусочек хлеба, вставший огромным комом в горле. Поспешно тянусь к стакану с прохладной водой. Боже! Сколько же я еще не знаю о Стэфане Дицони?! Что еще он скрыл от меня?!

– И не смотри на меня так, – негодует отец, принимая мой взгляд на свой счёт. – Я не диктатор, просто у меня такое выражение лица. Дицони делает мне подлянки, – цедит сквозь зубы родитель. – Сучок.

Впервые кажется, что отец выглядит так, как будто не в своей тарелке. Ждал в ответ на свои слова слез? Истерики? Нет, хватит! Мои мечты и так утрачены! Так почему же он продолжает глумиться?

Размеренными движениями, которые ни на йоту не выдают мои переживания, поправляю на коленях льняную салфетку. Привычка отца подковырнуть меня уже давно обернулась у него в потребность. Поэтому все, что он может добиться от меня – ироническая отстраненность.

– Мать тебе сказала? – меняет тему разговора, и сердце неспокойно дергается. Когда он уже отцепится от меня? – Ты переезжаешь на ферму, – звучит не как вопрос, а констатация факта. – Еще разговоров про твое… положение мне не хватало.

Вилка застывает в воздухе, так и не достигнув своей цели. Перевожу взгляд на маму, которая делает вид, что внимательно разглядывает рисунок на бокале.

– На ферму? – не могу скрыть удивления, граничащего с шоком, когда обращаюсь к отцу.

Сколько раз я просила разрешения поехать летом на ферму и раз за разом получала бескомпромиссные отказы? А тут… Неужели я увижу Звездочку?! Сколько я не видела свою гнедую? Очень долго.

– Да, – промокает льняной салфеткой губы. – Так будет лучше для всех.

Только вот неожиданная радость сменяет беспокойство. Оно холодной змеей ползет вдоль позвоночника.

– Но мне нужно ходить в женскую консультацию и…

– Даниил будет возить, когда надо и куда надо, – у отца на все есть ответ.

Значит, решение было принято намного раньше, прежде чем озвучить его мне. Хмыкаю, понятно. Буду под колпаком.

– Ближе к родам, – отец морщится на последнем слове, – переедешь обратно в город.

Восторг разливается по венам, но ровно до того момента, как отец добавляет:

– Кстати, ты не хочешь перед отъездом навестить Илью?

Глубоко загоняет нож в стейк прожарки миди и меня начинает слегка мутить. Ничего не меняется. Отец, как всегда, готов принести меня в жертву своим идеалам и честолюбию.

– Не уверенна, что это хорошая идея, – кручусь, как уж на горячей сковородке. – У него скоро экзамены и…

– Он в больнице, – обрывает отец мои жалкие попытки выкрутиться.

– Что случилось? – бровь непроизвольно ползёт вверх.

Неужели палец сломал на гольфе? Или кисть растянул за клавиатурой? Но, когда отец отвечает, чувство стыда будто крутым кипятком обдает.

– Из офиса вечером выходил какая-то гопота напала, – широкие брови родителя на переносице сходятся. – Закрытая черепно-мозговая травма, пары зубов лишился, что-то там с челюстью… только из реанимации перевели, – в голосе отца досада звучит. – Придется свадьбу отложить.

Охаю непроизвольно. Такие страшные