увечья! Чайная ложечка со звоном касается фарфоровой стенки чашки. Боже! Как же так?! Разве в наше время такое возможно? В центре города!

– Боже… я не думала, – бормочу, ощущая искреннюю жалость, – что все так серьезно. Как он?

Щеки становятся такими горячими, что еле подавляю желание прикоснуться к ним.

– Сочувствия недостаточно, дочь, – отец складывает руки на груди и подается вперед. – Вот поступки, Катя… Илья будет рад твоему визиту.

Под взглядом обоих родителей сдаюсь. Мне ничего не остается, как согласно кивнуть. Если отец ждал подходящего момента для моего подчинения, то это он. Несмотря на кажущуюся душевную пустоту, я еще способна на сочувствие, на сопереживание. К тому же, сочувствовать чужим несчастьям – просто. Особенно, если у самого в это время всё хуже некуда.

– Да, конечно. Я его навещу.

Глава 53

Катя

– Кать, я понимаю, это сложно, но ты должна отпустить ситуацию, переболеть, – начинает заново свою волынку Полина. – Чтобы начать новую жизнь – ты должна…

Раздраженно нажав на кнопку лифта, отгоняю воспоминания о бывшем, которые тут же накидываются на меня, как стая голодных псов. Спасибо, Полина!

– Полин! – искренне возмущаюсь, даже отнимаю трубку от уха, чтобы негодующе посмотреть на экран сотового. – Да я ни разу не поднимала тему про Дицони! Все время ее начинаешь ТЫ!

– Ладно, – примирительно бормочет подруга, понимая, что я права. – Раз так, то давай, начинай все в духе «я желаю ему добра и…»

– Я желаю ему добра, – послушно повторяю за подругой, возомнившей себя великим психологом, но тут же более эмоционально добавляю: – в аду!

Из динамика доносятся так похожие на судорожный кашель звуки, а затем возмущенный возглас:

– Боже, Кать! Я чуть не подавилась.

– Поль, все. Поговорим позже. Я у палаты Ильи, – прежде, чем толкнуть дверь, прощаюсь с подругой: – Перезвоню.

Спрятав телефон в карман юбки, вхожу в просторное помещение.

Интерьер палаты-люкс оформлен в светлых тонах и создает ощущение уюта. Мягкий ковер под ногами, цветы и приглушенное потолочное освещение. Как и во всех вип-палатах, современная мебель и бытовая техника. Палата-люкс стационара напоминает современный комфортабельный номер в хорошем отеле.

Нерешительно замираю посреди комнаты, когда взгляд останавливается на широкой кровати, на которой совсем неподвижно лежит Илья Сазанов. К его правой руке идет трубка от капельницы, что расположена у изголовья кровати.

Бывший… или уже настоящий жених поворачивает голову в мою сторону.

Неловко стискиваю ручки сумки, заметив в уголках рта ссадины и кровоподтеки.

– Зачем пришла? – голос Илья слабый, но твердый. – Позлорадствовать?

Подхожу к большому кожаному креслу, чтобы положить сумочку, а затем решительно оборачиваюсь к бывшему жениху, который по стечению обстоятельствам вновь оказался в статусе действующего.

– Меня не радует твоя боль, Илья.

– Слушай, мне не нужна твоя жалость. Хорошо?

– Я просто тебе сочувствую, – слегка пожимаю плечами в ответ на запальчивый непримиримый тон Ильи.

– Сочувствуешь? – переспрашивает с недоверием. Светлая бровь ползет вверх и Сазонов морщится. Больно. Скорее всего, нарушены лицевые нервы.

Делаю шаг вперед.

– Илья… – немного помедлив, продолжаю. – Если мы хотим выжить, то должны сочувствовать друг другу.

Сазонов, как из ящиков стола, достает из моей головы мысли. С полуслова понимает, к чему веду.

– Спасибо, что намекнул моему отцу про ферму.

Уверена, эта была идея Ильи. Он знает, что для меня значит " Утренняя заря".

Шмыгнув носом, Сазонов младший смотрит внимательно из-под свето-русых бровей. Будто хочет найти какой-то подвох. Зря старается. Я хорошо подготовилась к встрече. Ничего легкомысленного. Никаких, так полюбившихся моему сердцу, милых кудряшек и платьев в стиле бейби-долл*.

Мой выбор – холодная элегантность, которая превосходно подчеркивает настрой визита. Великолепный комплект из трикотажной ткани мягкого кофейного оттенка с облегающей юбкой и приталенным жакетом, украшенный изящной вышивкой. Тонкий ободок в распущенных волосах почти незаметен взгляду. Этот небольшой аксессуар придает образу завершенную элегантность.

Поправив прядь волос, непроизвольно открываю вид на серьги-пусеты с бриллиантами.

– И давно ты беременна? – щурит заплывший глаз Илья, заставляя почувствовать неловкость. Значит, уже знает. – Незаметно пока.

Смотрит в упор на мою талию, прикрытую тонкой тканью блейзера. В голубых глазах горит сомнение.

– Тебе отец сказал? – тут же про себя усмехаюсь, что за глупый вопрос? Конечно же, он – больше некому. Неохотно отвечаю.– Месяц примерно. Может, чуть больше.

Будто оценивая мои слова, Илья поворачивает голову, и я с ужасом замечаю, что со стороны виска у Сазонова кровь через бинты просочилась. На белоснежной наволочке подушки яркое алое пятно, которое непроизвольно притягивает взгляд. Выглядит так жутко, что желчь вверх по горлу поднимается.

Что за нелюди так поступили?! Что с этим миром не так?! Откуда эта жестокость? С трудом проглотив комок горечи, впервые за долгое время обращаюсь к жениху ласково:

– Илюш, тебе надо отдохнуть, – заправляю выбившуюся прядь за ухо, вглядываясь в голубые глаза с красноватыми от травмы склерами. – Я позову медсестру, хорошо?

– Да. Спасибо, что навестила, – усталая болезненная улыбка тянет уголок рта вверх. – Некоторые друзья забили, даже не позвонили.

Одарив жениха натянутой улыбкой, в повисшей тишине направляюсь к двери. Да уж, дружба с бывшим – это как попытка двоих жить в мире после атомного взрыва, но у меня нет выбора. Этот брак по расчету. И дело даже не в деньгах. Смешно… У того, кто женится ради денег, есть хотя бы разумный повод. Что же у меня? Перспективы.

Илья Сазонов – мой трамплин. Простой прагматичный расчет. Это сложно понять, после того водоворота чувств, который был у меня с Дицони. Брак по расчету оборачивается благом только в том случае, если есть надежда превратить его в брак по любви. В случае с Сазоновым это просто невозможно! Поэтому Илье отведена единственно возможная роль в нашей ситуации – стать моим союзником.

Чтобы там отец себе не придумал, а все будет так, как захочу я. Брак между мной и Ильей будет только на моих условиях. Мое будущее будет таким, каким захочу я и не иначе! Долго притворяться все равно не смогу. Имитация чувств – это равно самоубийству. Никому не позволю топтаться по моей жизни своими грязными ботинками!

– Кать!

Оборачиваюсь, прежде чем выйти:

– Скажи, чтобы обезболивающее дали, ладно? – умудряется приподняться Илья над подушкой, но, поморщившись, тут же назад опускается. – Челюсть так болит, будто кувалдой приложили.

– Да, конечно. Выздоравливай.

Спустя пару минут, спускаясь по лестнице, вглядываюсь в небо. Пасмурно. Всё серое. Тучи плотно сковали горизонт. Такая наползла темень, будто солнце погасло! Жмусь ближе к стене клиники, чтобы уберечься от внезапно полившего дождя. Фыркаю громко. Ерунда! Что, мне мало в