— Это та старушенция, которую вы везли вниз по реке? Радиша?

— Да. Мы называем ее Бабой. Нож навесил ей эту кличку, еще не зная, кто она такая.

— И она знала, что мы уезжаем, еще до нашего отъезда. Интересно… Вообще не было в моей жизни времени удивительнее, господин Мотер. В прошлом году весь мир как-то пронюхал, куда мы направляемся, а мы еще даже не тронулись в путь. Тут и не захочешь, а занервничаешь.

Мы проезжали мимо каких-то деревьев. На одном я заметил ворону, невероятно перепачканную. Засмеявшись, я вслух выразил надежду, что она выглядит еще хуже моего.

Остальные неуверенно воззрились на меня. Я подумал: а может, начать создавать себе новый образ? Весь мир безумцы приводят в ужас. Если сыграть правильно…

— Эй, Корди, старый мой товарищ и спутник! Ты действительно ничего не знаешь об этих смуглых карликах?

— Все, что я знаю: они пытались остановить нас по пути на север. Никто из нас раньше не видел подобных. Они наверняка из Страны Теней.

— Но отчего Хозяева Теней так боятся нас? — Ответа я, как и ожидалось, не получил. — Корди, ваши ребята серьезно намерены победить их на благо Прабриндраху?

— Я — да. На благо Таглиоса. Здесь я нашел то, что не мог найти нигде. И Лозан тоже, хотя он в этом не признается, хоть ты его жарь на угольях. Насчет Ножа — не знаю. Наверное, он ввязался в это за компанию с нами. Во всем мире у него — лишь полтора друга, и в этом весь смысл его жизни. Так что он просто с нами.

— Полтора?

— Лозан — это целый, а половинка — я. Мы выручили его, когда кто-то бросил его крокодилам. Он с нами, потому что обязан нам жизнью. Но после того, что мы прошли с тех пор, если б даже и вели счет, то не могли бы сказать, кто перед кем в долгу. Поэтому я ничего не могу сказать наверняка о Ноже. Он ни перед кем не раскрывается.

— Но что творится вокруг нас? Или об этом, по-твоему, тебе говорить нельзя?

— Что?

— Да, эта ваша Баба с Прабриндрахом стараются заручиться, нашей поддержкой в отражении Хозяев Теней. Однако здесь — нечто большее. Иначе они не стали бы хитрить, а просто предложили сделку.

Пока он размышлял, мы успели проехать около мили. Наконец он сказал:

— Наверняка не знаю. Думаю, они поступают так оттого, что Черный Отряд прежде воевал с Таглиосом.

— Я тоже так полагаю. Но не знаю, что наша братия сделала здесь. И никто об этом не рассказывает. Кажется, весь Таглиос объединился против нас во всеобщем заговоре молчания. Однако в таком большом городе должен найтись хотя бы один человек, который польстится на подкуп…

— Да вы целый взвод таких найдете, если будете искать в верном месте. Все это будут попы, проводящие целые жизни в поисках способов перерезать глотки конкурентам.

Этим он что-то хотел сказать, однако я не был уверен, что именно.

— Я это запомню. Хотя не знаю, смогу ли поладить со жрецами.

— Да они точно такие же люди и точно так же клюют на блеф.

Сумерки становились все гуще. Однако я так вымок, что уже не обращал на это внимания. Наконец дорога сузилась в тропу, где следовало ехать колонной по одному. Корди с Мургеном пропустили меня вперед, причем Мурген шепнул:

— Я кое-что вызнал. Позже расскажу.

Я догнал Шадида и спросил, далеко ли еще.

Казалось бы, всего день прошел, а вымотался я точно после недельного перехода.

Тут что-то выскочило на тропу — столь неожиданно, что невозмутимая лошадь Шадида попятилась и заржала.

— Что за дьявольщина? — заорал он на своем родном языке.

Я понял его, поскольку еще в молодости запомнил несколько слов.

Сам, я углядел лишь мельком: зверь был похож на громадного серого волка со щенком-уродцем, примостившимся у него на загривке. И он тут же скрылся, так что я даже не смог разглядеть получше.

Интересно. Волки в самом деле носят своих щенков на спине?

Я рассмеялся почти истерически. О чем я, черт возьми, думаю? Не лучше ли подумать о том, бывают ли волки размером с доброго пони?

Подскакавшие Мурген с Корди спросили, что стряслось. Я отвечал, что не знаю, поскольку больше не верю своим глазам.

Однако загадка отложилась в дальнем уголке моего сознания. Ей нужно было дозреть.

Шадид остановился в двух милях от того места, где нас ожидала первая засада. Вокруг уже ничего толком не было видно. Он спешился и принялся читать следы. Вскоре, что-то буркнув про себя, он двинулся налево, в сторону от дороги. По неким признакам то был путь, где они ехали с Ведьмаком и Масло.

Мы устремились за ним.

Еще через полмили тропа спустилась в небольшую долинку. Вдоль нее протекал узенький ручеек. Там и сям из земли выглядывали валуны. Деревья тоже росли поодиночке, без всякого порядка. Стемнело к тому времени настолько, что видимость была — не более двадцати футов. Мы принялись за поиски тел.

Великое множество смуглых карликов полегли за свое дело. В чем бы оно там ни заключалось.

Шадид снова остановился.

— Мы привели их с другой стороны. А вот здесь мы разделились. Мы поехали сюда, а прочие остались, чтобы дать нам оторваться.

Снова спешившись, он принялся обшаривать долину. К тому времени, как он отыскал след, стемнело вовсе. Не успели мы покрыть и мили, темнота стала непроглядной.

— Может, стоит вернуться и подождать, — предложил, Мурген. — Не многого мы добьемся в поисках наобум.

— Если желаешь — возвращайся, — зарычал я с яростью, чему сам подивился. — А я останусь здесь, пока не отыщу…

Я не видел его, но подозревал, что во мраке он ухмыляется.

— Нет, пожалуй, не стоит нам разделяться, — сказал он. — Иначе потом каждого искать придется.

Та ночная езда по незнакомому пути — не самое умное из моих решений. Особенно когда поблизости болтается целая орда врагов. Но боги, наверное, дураков берегут.

Наши кони остановились, прядая ушами. Мой жеребец негромко заржал, а через секунду слева и спереди донеслось ответное ржание. Животные бестревожно двинулись на звук.

Вскоре мы обнаружили Зиндаба и еще одного, укрывшихся под сляпанным на скорую руку навесом из сучьев. Оба были ранены, причем Зиндаб — тяжело. Мы быстро переговорили, пока я накладывал швы и повязки. Оказалось, Госпожа велела им отступать. Гоблин обеспечивал прикрытие, пока погоня не унеслась на юго-восток. Утром они собирались двигаться на север.

Я сказал им, где нас следует ждать, и снова вскочил в седло.

Задница моя была совсем стерта, я еле держался в седле, однако что-то толкало меня вперед. Что-то, чего мне не хотелось рассматривать вблизи, разве что посмеяться над собственной сентиментальностью.

Возражать никто не стал, хотя Мотер, пожалуй, малость усомнился в здравости моей головы. Я слышал, как он шептался с Мургеном и тот велел ему заткнуться.