Хотя Страж не одобрял наших вылазок, мы с Паоло все равно днями напролет бродили по Голубой башне, называемой также Королевским оплотом, и по городу, пытаясь выяснить, как устроено это место. Казалось, все обитатели Пределья затаили дыхание в ожидании — мифического короля, следующей огненной бури, того, что кто-то явится и раздаст им всем имена. Жизнь казалась невыносимо скучной.

Сама Голубая башня мало что нам открыла. Лампы зажигались и гасли сами по себе в ритме, хорошо знакомом тем, кто некогда жил в освещенных солнцем мирах. Их можно было гасить и самим, словно обычные светильники. Несколько других оплотов Пределья имели узкие окна-бойницы и такие же лампы, и одиноки следили за их светом, отмеряя дни и передавая новости от башни к башне. Помимо охранителей в распоряжении Стража находилась целая армия прислуги — сотня тихих, странного вида мужчин и женщин, носящих одинаковые гофрированные воротники поверх коричневых рубах, таких же, как у остальных одиноков. Ни слуги, ни Страж явно не понимали, почему лампы так себя ведут. И это была лишь одна из тысяч вещей, которых они не знали.

Никто не мог мне рассказать о занятиях других одиноков, кроме прислуги Стража и его охранителей. Пищу его выращивали, одежду ткали и шили, а нити пряли, но никто не мог объяснить, кто все это делал и где. Мясо и мука, масло, фрукты, ткани, посуда, всевозможные товары появлялись в кладовых Голубой башни, по-видимому, без вмешательства слуг или рабочих и использовались так, как того желал Страж.

У одиноков подобной роскоши не было и в помине. Их рацион составляли корни таппы, белого овоща, внешне похожего на репу, но похуже на вкус. Они варили ее, пекли или жарили в масле, выжатом из ее же стеблей. Ее сушили, размалывали в муку и пекли из нее плоские, чуть сладковатые хлебцы. Одежда делалась из спряденных волокон тапы и еще одного невысокого кустарника, растущего при местном тусклом свете. Из перебродившей грубой кожуры корня и мелко порезанных серых листьев таппы одиноки делали жиденький горький эль. Мы почти не видели у них признаков торговли, только простейший обмен.

Большую часть информации мы получали из собственных наблюдений, поскольку одиноки слишком трепетали передо мной, чтобы заговорить, а я не знал, как их заставить. В расстройстве я спросил какого-то из местных жителей, где я могу найти Вроуна и его приятелей. Все знали трех одиноков, которым были дарованы имена, и нам указали на три башни неподалеку от Королевского оплота. Одна была высокой, прямой и серебрилась в звездном свете, другая походила на ступенчатую пирамиду из красноватого песчаника, а третья, башня Вроуна, изгибаясь, поднималась вверх с широкого основания и заканчивалась похожим на корону шпилем.

Вроун, Об и Занор с радостью присоединились к нашим исследованиям, несмотря на то что Страж запретил им общаться со мной. Они утверждали, что, поскольку я истинный король, все когда-нибудь устроится. Каждое утро, когда гасли лампы, они встречали нас с Паоло на тропинке возле Голубой башни и показывали нам эту странную местность.

— Скажи мне, Занор, — попросил я, — кто-нибудь представляет себе, как выглядит Пределье? Может, есть карты или планы? Возможно, взглянув на карту, мы бы придумали, куда нам пойти?

Утро выдалось унылым и дождливым — утро лишь по названию, поскольку в Пределье по-прежнему царила вечная ночь. Постоянная тьма и переменчивая погода изрядно мешали оценить протяженность и рельеф местности и даже понять, бывали ли мы здесь раньше или нет.

После недолгого обсуждения с остальными двумя Занор кивнул и провел нас по грязным тропкам к похожему на улей оплоту. Он вошел и почти сразу же высунул голову наружу.

— Этот одинок будет счастлив принять вас в своем оплоте.

Внутри была лишь одна круглая комната, загроможденная кучами плоских камней и щепок — некоторые из них доходили мне до колена. Шипящий на стене факел из сырых веток горел дымным желтоватым пламенем, но и в его свете я не заметил свидетельств картографических трудов. Одинок вжимался неестественно крупной головой в каменный пол.

— Благодарю, что позволили нам войти, — начал я, наклоняя голову в попытке разглядеть его лицо — я так и не навострился обращаться к людям, чья голова прижата к полу. — Я сделаю все возможное, чтобы это не навлекло на вас наказания. Я бы хотел узнать об Пределье… о его размерах и форме. Насколько я понял, вы начертили своего рода план…

Он не пошевелился и не ответил, лишь немного вздрогнул.

— Ты уверен, что он не возражает против нашего вторжения? — шепнул я Занору, который вошел внутрь вместе со мной.

Паоло и остальные ждали снаружи и высматривали охранителей.

Занор обвел комнату костлявым черным пальцем и пожал плечами.

Слева от меня высилась кипа плоских камней, одна из пяти, а то и больше, десятков, загромождавших маленькую комнату. Верхний камень был исчерчен линиями, и когда я взял его, чтобы рассмотреть ближе, то увидел на следующем камне похожий, но немного отличающийся рисунок. И на тех, что лежали еще ниже, тоже. Быстрый осмотр показал, что на каждом каменном или деревянном обломке в кипах был набросок.

— Эта комната… этот оплот… он весь — одна большая карта, — выдохнул я, когда все это нагромождение представилось мне в новом свете. — Каждая кипа связана с остальными. Одни высокие, другие низкие. Каждый слой в кипе — это новый вид одного и того же места.

Большеголовый одинок покосился на меня и усмехнулся.

— Прошу вас, покажите мне.

Это удивительно. Между высокими кипами посреди комнаты едва можно было протиснуться, и наброски на них казались довольно подробными. Между дальними просветы были больше, а сами кипы едва поднимались над полом.

— Вон там должен быть Край. Правильно? Но я не могу сказать, где тут какое направление.

— Отметка на стене соответствует входу в Королевский оплот, — донесся с пола шепот. — Это — Первичная точка.

Отметка оказалось стрелкой, нанесенной на стену обугленной палкой. Я кивнул человеку, который уже слегка приподнял голову.

— Прошу вас, покажите мне все остальное, — обратился я к нему.

Тем утром я узнал много нового. Если лейранский картограф мог трудиться над картой по три года, картограф Пределья вынужден был создавать каждый день новую, или, возможно, точнее было бы сказать, что он не мог закончить свою работу никогда. Линия, называющаяся Краем, и в самом деле была краем известного им мира, и она отодвигалась все дальше с каждым светом — с каждым днем. Огненные бури прибавляли картографу трудов, поскольку Край лишь отдалялся, увеличивая размеры его работы, а бури сметали целые скопления башен, меняли или уничтожали ориентиры — будь то дороги, холмы или даже горы. Одинок собирал сведения у тех, кто бродил по округе в поисках таппы и древесины или собирался возводить новую башню, а также у тех, кто только что пришел из-за Края.

— Не можете — не соизволите ли вы, — если только возможно, рассказать мне о тех местах, по которым вы проходили в Пределье, о великий? — спросил он, закончив обзор своей текущей работы. — Занор, — его тихий голос с бережным удивлением выговорил имя моего проводника, — обладает врожденной способностью отыскивать себе дорогу, но ему очень недостает умения описать увиденное. Но он говорит… все говорят… что вы видите многое. И если бы вы оказали мне честь…