— Это я, Ледичэпл. Могу я поговорить с Кувалдой?

— Миллисекундочку.

Вскоре дверь с грохотом отъехала на полозьях в сторону. Я переступил порог.

Внутри было на добрых пятнадцать градусов прохладнее, чем в раскаленной топке cнаружи.

— Вижу, вы починили вентиляторы.

Поковыряв пальцем в сопливом носу, Коротышка сморщил ту половину лица, которая еще слушалась.

— Я против жары ничего не имею. Она мне даже нравится. А этот холод — что-то противоестественное. От него вечно простужаешься. Но остальные… — Он философски пожал плечами.

— Но ты все равно помогал копать ямы…

Коротышка поглядел на меня, как на умственно отсталого.

— Черт, братан, а как же иначе?

Территория за домом теперь была усеяна ямами, закрытыми опять-таки подобранными на свалках листами пластика. Такие сооружения я видел в Израиле: ямы служат для собирания жидкости и связаны с домом системой трубок и шлангов от стиральных машин, которые проложили, вырыв специальные канавки, а затем присыпав землей. Несколько моторов от пылесосов засасывали прохладный воздух через широкие, взятые со свалок же, шланги.

— Кувалда дома?

— На чердаке. Поднимайся.

Дом был освещен неравномерно развешанными низковольтными лампочками, работающими от тех же (украденных?) топливных батарей, что и вентиляторы. Тут жили человек тридцать или сорок. Пантера, Три-Карты, Крей, Ветч, Пог, Джимми Рвач, Винил, Герыч, Ребра, Энни… Вчера утром меня познакомили со всеми, но имена у меня пока еще не ассоциировались с лицами. Одни работали, подлатывая тут и там свое обиталище, другие спали на голых матрасах, остальные отдыхали. Одни мне улыбались, другие хмурились и отводили глаза, остальные не обращали на меня внимания. В их действиях не было видимого порядка и организованности, и они уж никак не походили на мои дисциплинированные бригады. Но почему-то аура от них исходила такая же, как от моих рабочих. У них была своя система делать то, что нужно.

Наверху, под самой крышей, я нашел только Зору и Кувалду: они хлопотали над приводимым в действие рукоятью пластмассовым измельчителем. Кувалда скармливал в раструб заранее нарезанные полоски газет и сбрасывал в мешок бумажную мульчу. Когда мешок наполнялся, Зора, балансируя по балкам, относила его под кровлю, где он послужит вполне сносной изоляцией.

Когда я поднялся, Кувалда мне улыбнулся, но безрадостно. И отсутствие нескольких зубов эту улыбку тоже не украшало. Он начал быстрее крутить ручку.

— Эй, братан, принес мне что-нибудь, что я мог бы вот ему скормить? — Он кивнул на измельчитель. — Или, может, поделишься кабелем, с которым сегодня возился?

— Ты слышал? Мы теперь подключены. Уверен, новости разнеслись быстро. — Я помедлил, пока Кувалда перерабатывал номера «Таймс-пост» за неделю. Газеты были двухгодичной давности, едва ли не последние вышедшие номера. Даже слияние не спасло тогда две крупнейшие газеты. — Надо думать, метаинформ ты не жалуешь.

— Жалую? Уж кое-что я бы ему пожаловал! Могилу. Подключиться — все равно что сосать инфу через соломинку. Мозги разжижает быстрее «антифриза».

— Может, и так. Если им злоупотреблять. Но многим людям он помогает получать информацию и образование.

Кувалда фыркнул:

— Образование, мать твою! Да оно же — сплошь выжимки «Всесвязи». Если люди хотят настоящего образования, пусть сами читают.

Он хлопнул себя по заднему карману. Оттуда торчала вверх ногами книга в бумажном переплете. Я разобрал название — «Обездоленные Земли»[27].

— Ну, никто тебя не заставляет подключаться к метаинформу…

Кувалда невесело хохотнул:

— Как же, не заставляют!

Все время нашего диалога Зора сидела на корточках и наблюдала за нами. Густые черные волосы волнами падали ей на плечи. Кожа у нее была цвета мускатного ореха, присыпанного коричными веснушками. (Присмотритесь как-нибудь внимательнее, эти пряности разного цвета. Не бывает двух вещей одного цвета.) Прикрывая грудь, она повязала себе бандану (одну из Кувалдиных?), еще на ней была юбка из неровного куска кожи и пара сандалий, высоко зашнурованных на лодыжках.

С моего места я мог заглянуть прямо в тени между ее коленями. Лицо у нее было бесстрастное. Ей, казалось, ни до чего нет дела. Но зрелище мешало мне сосредоточиться на разговоре с Кувалдой.

Я отвел глаза и сменил тему:

— Был сегодня у начальства.

— И?

— Моя босс хочет, чтобы ты и твои люди ушли с проекта.

— И куда нам податься?

— Лагеря…

— Да пошли вы с этими лагерями! Жить по часам, есть то и тогда, что и когда тебе велят, спать в палатках, весь день играть в гребаные видеоигры…

— Там чисто, бесплатно и вообще только временно. Когда работы будут завершены, у вас появится постоянный дом.

— У нас уже сейчас есть постоянный дом. Если вы оставите нас в покое.

За гневом Кувалды чувствовалась безмолвная мольба. Но я знал, что ровным счетом ничего не могу для него сделать.

— Посмотрим, удастся ли мне что-нибудь, — солгал я. — У вас есть по меньшей мере неделя.

Я решил, что хотя бы столько-то ему должен. Несколько дней мы сумеем работать, не трогая многоквартирник.

Кувалда улыбнулся. Зора — нет. Я спросил себя, кого я тут обманываю.

— Отлично, приятель. Пойдем, я тебя провожу.

У входной двери внизу я бросил последний взгляд во внутренность дома. Меня охватило дежа-вю, и я снова вдруг оказался в аудитории колледжа.

— Бриколеры.

— Не секу.

— Бриколеры. Антропологический термин. Если не путаю, так называют самоучек, использующих подручные средства, не те, к каким прибегают специалисты. Иными словами, людей, которые живут как мусорщики, используя хлам, выбрасываемый остальным обществом.

— Бри-колер-ы. Цвета сыра бри, что ли? Нет, шучу, шучу. Слушай, а ведь это мы и есть, Майк! Мы Брики! — заревел он, оборачиваясь к своему племени. Я пожалел тех, кто пытается спать. — Слушайте, все! Мы теперь Брики.

Я вернулся в свой трейлер.

Она пришла после полуночи. Впрочем, я знал, что она придет.

— А ты не такой старый, как кажешься, — сказала она незадолго до рассвета.

— А ты не такая молодая, — ответил я и поцеловал корицу.

Я проснулся около полудня один. И первое, что сделал — даже прежде, чем пойти в полевую кухню за живительной чашкой кофе, — прогулялся до трейлера дока Ходдера.