как только Стас объявится — так я узнал, что хоть он на свободе. А значит, может помочь мне с вывозом детей.

За последующие сутки я изучил все объявления о сдающихся внаем частных домах в радиусе пары сотен километров — отмечая расположенные в самой глуши и регулярно повторяющиеся в предложениях, чтобы точно еще не заняты были. Стас был мне нужен, чтобы заставить Игоря в машину сесть и вскрыть потом дом. С хозяевами расплачусь позже, когда все уляжется. Сначала нужно узнать, что именно должно улечься.

Совершенно незаметно для себя я снова впрягся в тот воз, который мой бестолковый наставник сбросил на меня после аварии Татьяны. Мне даже на мгновение не пришла в голову мысль увозить одну Аленку, если непонятная опасность угрожает и Даре с Игорем. В отношении детей у меня слово наши никогда в кавычки не ставилось.

Глава 6.4

А вот другие «наши» отправились посвящать в возникшую проблему не меня — хотя речь, в том числе, и о моей Аленке шла — а Марину. Которая не сочла нужным вызвать меня — как обещала, кстати — чтобы и я из первоисточника узнал, что мне в тот воз набросали.

Если бы мне не Марина сообщение Стаса пересказывала, я бы не поверил. Его первой части, которая превратила тяжкие лямки груза у меня на плечах в стропы парашюта, несущего меня высоко над землей в теплых потоках воздуха и сверкающих лучах солнца.

Все! Я всегда знал, что наше сообщество основано на правде и справедливости! Может, не сразу, но они всегда у нас торжествуют. И пусть немало времени прошло и немало нервов у нас потрепалось, но руководство наше всегда глубоко и обстоятельно любой вопрос изучает, чтобы принять взвешенное и верное решение. А теперь все. Наблюдатели могут головой о стенку биться — дети наши признаны, и не просто, а нашими полноправными представителями на земле!

Марина перешла ко второй части сообщения Стаса — и на этот раз я действительно не поверил. Они там вообще умом тронулись?

Они всегда надо мной смеялись, что я слишком очеловечился — кто в шутку, кто с сарказмом. А я всегда просто хотел спокойно жить.

Так, чтобы уверенно и ненавязчиво — без равнодушия Макса, но и без неистовости моего ненормального наставника — довести своего человека до счастливого конца и передать его потом в надежные руки соответствующих специалистов.

Так, чтобы — обеспечив беспрепятственное и бесперебойное продвижение своего человека к поставленной перед ним цели — оставить себе время на любимое земное увлечение, которое и научило меня, что у настоящего специалиста дело всегда так поставлено, что и без него все работает.

И, главное, так, чтобы не приходилось встречать каждый день в полной боевой готовности разгребать проблемы, возникшие на пустом месте из-за чьей-то узколобости и неуживчивости.

Это я не только о своем склочном наставнике. Мне всегда казалось, что они с Мариной потому и не выносят друг друга, что похожи, как копии одного и то же файла. И хоть Марина всегда рвалась в бой за человечество, угнетаемое, с ее точки зрения, ангелами, а мой наставник, наоборот, отстаивал последних, до понимания которых люди, по его словам, еще не доросли, их обоих в этой схватке привлекала не победа, а постоянные атаки, грохот обвинений, взрывы негодования — видимость врага для поддержания боевого духа, одним словом.

И никаких авторитетов для обоих никогда не существовало. Что уж о Стасе говорить, который к Марине первой мчится доложить об изменении ситуации у нас наверху — помню я Маринино выступление, когда к нам выездная ангельская комиссия пожаловала в ответ на ее сведение Стаса и Макса в одну команду. Она не рядовым ангелам — руководителям подразделений условия ставить начала, когда те предложили вернуть ей хранителя, чтобы ее же безопасность обеспечить.

У моего наставника тоже нервный зуд появлялся, если ему хоть какое-то время не удавалось очередное коленце руководству выкинуть. И не Макс, вроде, от темной природы которого ничего, кроме действий в пику нашим законам, ожидать не приходится. Так он еще и — получив вполне ожидаемую и справедливую выволочку — всякий раз возмущался нарушением своих прав и ограничением инициативы.

Он и меня постоянно клевал, потому что я нарываться вместе с ним отказывался. В оруженосцы к нему — еще ладно, но его скандальная репутация мне и даром не нужна была. Нет, в случае прямого нападения — когда Макс попытался мою Галю с пути к светлому бессмертию сбить — я, конечно, отбивался любыми способами и наставнику своему до сих пор за помощь признателен. Но после того случая — особенно после того случая! — переговоры и компромисс стали казаться мне куда более надежным способом найти взаимопонимание и ужиться с кем угодно.

У меня и Дара с Аленкой даже наблюдателей на свою сторону перетащить смогли — тех самых наблюдателей, которые обязаны были собирать весь возможный негатив о девочках и которые, вместо этого, выступили свидетелями в их защиту, когда их руководство потребовало полного уничтожения наших детей.

И теперь, когда этот главный кошмар двух последних десятков лет моей жизни на земле подошел к концу, когда наше сообщество официально признало ущербность позиции наблюдателей и отвергло ее, мне предлагают и против этого выступить? Ради чего? Отвергнуть запоздалое, но все же пришедшее понимание, отвернуться от неожиданной поддержки, отбросить протянутую руку помощи — ради кого?

Я обычно не реагировал на подначки о своем очеловечивании, но они меня задевали. Мне было бы неприятно такое сравнение, даже если бы я только с Галей и своими земными сотрудниками общался. Они все жили своей маленькой жизнью, и ничего за ее пределами их не интересовало — близко к сердцу они принимали только дела семьи и друзей. Во всем же остальном мире — даже на соседней улице — могли происходить катастрофы и самые зверские преступления. Как правило, они даже слушать о них не хотели — чтобы крепче спать, как они выражались, а если и слушали, то с удовлетворением от сравнения — правильно, мол, жить нужно, вот у них такого нет и быть не может.

Марина среди всех знакомых мне людей была тем редким исключением, которое только подчеркивало правило.

Но дело в том, что мне — большей частью для операций Стаса — пришлось познакомиться с куда большим количеством представителей человеческого рода. И с куда большим количеством катастроф и преступлений. Которые избегали обычно широкой огласки,