ее подлинные слова! Я ей уже писал: «О. А. все постигает, это огромнейшая духовно-душевная сила, и моя „Чаша“ ею понята, м. б. глубже, чем мной самим!» И это правда: я не понимаю многого в _м_о_е_м, — я его ношу в подсознательном чаще, чем — в сознании (это я только Тебе пишу, тебе только, _е_д_и_н_с_т_в_е_н_н_о_й, кого ни с кем не ставлю ни рядом, ни… ну, нигде, ни-как не ставлю… ты непоставима! (новая глагольная форма и, кажется — дикая для уха!) — _н_е_с_о_п_о_с_т_а_в_и_м_а! — ты — что же ты хочешь, чтобы я крикнул… — Бог ты мне, для меня?! Да… — для меня ты — предел всего во мне!

Видишь, какие искры..? Чего же ты еще хочешь?! Для меня ты _в_н_е_ зацепок и проч. Не принижай себя. Я твоего письма этого больше не прочту, я его сожгу..? (и — бо-льно, ибо это _т_в_о_е_ же!) Нет, не сожгу, — оно не только мое, оно — за мной, — оно _ж_и_т_ь_ будет. Помни это, Оля. Невольно, _н_а_м_и, _т_в_о_р_и_т_с_я… нет, не «роман в письмах» — не только захватывающий роман в письмах: творится Ж_и_з_н_ь, еще небывшая, всплывают, м. б., _и_н_ы_е_ чувства, еще не проявлявшиеся, — в _т_а_к_о_й_ любви, — в таких условиях, неповторимых, необычных, — исключительных. М. б. пишется нами что-то «без названия». Что мы сами-то знаем?! И в это — м. б. неповторимое горнило (ибо творится сложное, какой-то новой сплав, ценнейший,) (чудесное!) чудесных, обновленных или м. б. совершенно новых (по оттенкам!) чувств и «углубленностей в чувства», — серхчувст-вований… нельзя допускать разменное, ходовое-ходкое, у всех случающееся, — у нас лишь — от страстности натур! — нельзя в такую плавку бросать ничтожность. Пожалей себя, родная, певунья нежная… — ласкунчик милый, Олелёк… не надо. Господи… я прихожу в отчаяние, Ольга-Ольгулька… и хочу поцелуями закрыть эти выкинутые слова… в конце письма: они бросились сейчас в глаза! подчеркнутые четырьмя чертами: «Но знай, что ты меня обидел как никто доселе!!» — Сама себе не веришь. И когда выкрикнула — не верила! Я в божественное для меня не могу бросить _о_б_и_д_ы! Тебе, причинить, сознательно, обиду..! — Оля, нет, я больше не могу об этом. Я не могу теряться, _м_е_л_ь_ч_а_т_ь… не могу. Прошу: кончи _э_т_о. Зачем ты ранишь мое чувство, мое _в_с_е_ к тебе?! шатаешь, путаешь? за-чем?! Зачем себя умаляешь? низишься?! Не довольно разве, что я, порой, в безумстве, бывал не прав? Для чего же нагромождать-то на _н_а_ш_е, такое — пусть только для меня! — чудесное, такое _ч_и_с_т_о_е_ — при всей яркости страстей моих, — мои и твои неправдочки?! Мы же греховные существа, со — всеми слабостями, — еще — во мне-то! — неперегоревшими, увы! — но мы же можем — и _д_о_л_ж_н_ы! — стать во весь рост наш — рост сердца, дара, чуткости, провидения, глубочайшего, трепетнейшего проникновения друг в друга, — ведь так трудно, таким томлением, мы нашли друг-друга… (о себе скажу, твердо: я _н_а_ш_е_л_ _т_е_б_я… незаменимую, небывшую никогда, — _т_а_к_у_ю! — м. б. только в дали нашел? — ) — сознать, что мы _в_о_с_х_о_д_и_м… Не склоняться, не отемнять _с_в_е_т_а_ в нас, помогать друг-другу преодолевать мелкое в нас, очищать сердце, чтобы любви было свободней, легче дышать все-полно! Я знаю, как я жду, молю — полноты любви, не короткой, не «сухой», не отвлеченной, а… всей, — земно-небесной, от всей тебя! Любви плодоносящей. Но, Оля… я знаю, как и ты, что такая, _п_о_л_н_а_я, _б_л_а_г_о_с_л_о_в_л_е_н_н_а_я, человеческая любовь — редкая! — осуществляется лишь при чудесном свете Любви пре-чистой, неприкосновенной, недоступной — для «мелочей». Ну, прильни же сердцем… ну, согрей же… ну — погляди же на меня — вся светлая, _р_у_ч_ь_и_с_т_ы_е_ глаза… в них только свет пусть, — ни соринки, ни «цапинки»! У меня легко на сердце… — к тебе, к тебе. Я знаю, — _э_т_о_ — набежало _п_ы_л_ь_ю, твою лазурь замглило! Осветись, прильни… и — приголубь меня, родная… Твой Ваня

(Твое письмо я пометил — «жестокое» — «излом».)

[На полях: ] Уверен, что ты уже забыла, что написала «ужасного»!

Никто мне адреса Сережиного шефа не давал, а то бы я съездил к нему. И послал тебе привет.

Милая Ольгушечка, ты, как будто сознательно ищешь, чем бы выбить из меня еще искры?

Вижу, как ты сама себя мучаешь, а я к тебе — так чуток, — нежен, всегда только — о тебе!

61

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

6. ХII.41

4 ч. дня

23. XI — Св. благоверного кн. Александра Невского.

Дружок мой бесценный, Оля, Олёк, Ольгуша!

Да, все написал бы, все повторил бы, м. б. только сильней, — от безмерной к тебе любви! Как ты можешь думать?! Только я считаюсь с действительностью — и принимаю ее, — в Господа веря, уповая на Правду Его! Утишь сердечко, девочка моя — сумасбродка! Как смеешь ты: «не хочу себя беречь!» — Вот, заболела! Какая боль о тебе, святая деточка Оля, как тобой болею, как истекает сердце! Если бы около тебя..! — глаз не сомкнул бы, дыхание твое слушал, молился, смотрел на свою бесценную… Богом мне посланную — на светлую радость, на скорбь светлую… Господи, ты видишь, какой в _н_а_с_ Свет… Твой Свет! Господи, дай нам хоть совсем немного счастья! Оля, лечись, отнесись серьезно. Оля, люблю, как никогда, ни-кого!

Твой И. Ш.

Успокой сердечко, весь мир закрыла!

62

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

23. XI/6.XII.41

5 ч. дня

Ольгушечка, пишу — для тебя — тебе; в письмах, — «историю одной девичьей — женской души»144 — из своего _о_п_ы_т_а, чтобы знала ты, какой я был — и есть. В самом остром — для мужчины, при всей своей пылкости, в воображении — и жизни. Будто я сберегал себя, — _о_ж_и_д_а_я, — чтобы «продлилась жизнь моя»145, — и жар остался!

Много — из страсти — взяло творчество. А _к_т_о_ это знает? Ты знаешь. Оля м. б. знала — _в_и_д_е_л_а. И _п_р_и_н_и_м_а_л_а, так часто оставляемая! «Ты меня совсем забыл, Ванёк!» — Теперь я не «забыл» бы… Т_е_б_я. О-о… не могу сказать. Буду посылать историю. Твой весь И. Ш.

Посылка на Сережу (сласти — Тебе!). Пудреница Ее — Тебе на память. Прими реликвию. Это от моей любви к Тебе!

63

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

9. ХII.41

Ванечка, солнышко мое родимое, светик, ангел мой бесценный, сокровище души моей!

Сегодня письма мне, маме, и еще Сережа пишет заказной exprès на маму, пересылая твое письмо с вопросом, что такое со мной, т. к. ты его спрашиваешь о моем здоровье. Светик мой, я уже совсем, совсем здорова. Я же тебе писала, что на ногах переношу. Я уже 2-го (кажется) XII была