Но сначала Нина Григорьевна взяла сумку из моих рук, заглянула внутрь, поинтересовалась, что в термосе. А потом, после ответа, таким же любезным тоном спросила, не идиот ли я. Потому как яблоки и молоко это, конечно, самое первое, что необходимо человеку с расстройством желудка. Чтоб наверняка добить. Сказала, прямо словами Ольги Ивановны.

Наташка, как оказалось, только недавно уехала обратно в Зеленухи. Мы разминулись буквально в десять минут. В принципе, это уже столь важным моментом не являлось, потому что Нина Григорьевна великодушно согласилась со мной поговорить. Соответственно, в данный момент, мы топали в сторону тех самых скамеек, которые располагались у входа в больницу.

— Слушайте, я понимаю, Вы не хотите связываться с семьёй Милославских, но тоже встаньте на мое место. Я хочу знать, что там такого произошло.

— На твоём месте? Упаси боже! — Старуха усмехнулась и покачала головой.— На твоём месте я бы точно не хотела быть. А насчёт Милославских… Я не боюсь, если ты об этом. Отбоялось свое. Сейчас твой отец мне уже ничего не сделает. Кольке если только навредит, и то вряд ли. Колька не знает ни черта. Да и мелкая он сошка по сравнению с Аристархом. Просто не хочу лезть в это дерьмо. Уж прости, что я так о твоих родителях. Вот, что скажу, Жорик, ничего не проходит бесследно. Любой поступок всегда влечет за собой последствия. Разные. Вот знаешь, на старости лет не хочется, когда спросят на суде, том, который выше всех нас, отвечать, зачем я пацану про его семье такие вещи рассказала. Нет уж. Уволь. Погорячилась, говорю же. Тогда в Москве погорячилась. Светка вывела сильно. А это неправильно. Тем более, все мы не без греха. Мне за свои тоже придется рано или поздно ответ нести. Зря ты приехал. Только время потратил.

Нина Григорьевна уселась на одну из лавочек. Народ, который тусовался в момент моего появления, рассосался куда-то и мы оказались вообще одни. Я скромно пристроился рядом, сложив руки на коленях, как пионер. Постарался придать лицу соответственное выражение.

— Нина Григорьевна, не могу Вам всего рассказать, но поверьте, это не просто блажь и дурь. Не желание навредить кому-то. Можно сказать, наоборот. Эта информация нужна мне, чтоб понять, как действовать дальше. Есть люди, которые зависят от того, что мог сделать мой отец. Или мать. Или они оба. Не удивлюсь вообще. Я не слепой. И не глухой. Многое уже знаю. Это не станет для меня ударом или какой-то удивительной новостью. Просто… Клянусь Вам, от этого зависит жизнь человека… — Я замолчал, прикидывая, насколько искренне звучат мои слова.

Выходило, что очень искренне. Ясный пень, зависит жизнь. Конкретно моя. Второй раз не хочется ее просрать. Да и вообще. Батя, вон, тоже с матерью — история мутная. Мне надо позаботиться не только о себе, но и о них. Я не знаю, что там они натворят в будущем. А было чёткое ощущение, что натворят. Неспроста отец всю жизнь скрывал свое происхождение и вообще любую информацию о юности. Я сколько не пытался вспомнить, но его официальная биография реально начиналась чуть ли не с рождения старшей сестры. Что было до этого, мы не знали. Ну, как "мы"? Я и сестрица. Уверен, ее тоже не посвятили в детали. И мать, опять, же. На кой черт придумывать этот сложный ход с возрастом? Зачем? Я, например, знаю только одну причину — если надо поменять прошлое. Даже не просто поменять, а прям скрыть его. И дело не в том, что буржуйских боевиков насмотрелся в свое время. Просто при любом другом раскладе это вообще не логично. Вообще. Видимо, в какой-то момент им пришлось радикально все изменить. Прошлое, настоящее, а заодно и будущее. Я понимаю, что в любом случае они будут вместе. Наверное. Срослось же это у них много лет назад до моего рождения. Но блин… Я не знаю, как вышло, что меня закинуло в Жорика Милославского. Который, к тому же, выходит, мой дядька. Так ведь, получается. С отцом они братья, пусть только со стороны Аристарха. Не знаю, как вообще это было возможно, умереть и переместиться сюда. Но уверен, все случилось не просто так.

— Ладно … Давай так договоримся. — Нина Григорьевна, которая слушала мою пламенную речь с серьезным выражением лица, хлопнула ладонями по коленкам. Она будто приняла какое-то важное решение. — Повторюсь, но я бы не хотела вмешиваться в дела твой семьи. Особенно таким путем. Поэтому, говорю ещё раз. Побеседуй с Виктором. В первую очередь, это касается его. Скажи все, что сказал мне. Витька чистоплюй ещё тот. Скорее всего говорить не захочет. Но ты объясни. Вот так же объясни, что тебе важно знать правду. И если он один черт не расскажет, тогда приходи, поговорим. Так и быть. Но только в этом случае. Ясно?

— Да я пытался! Он вообще ни в какую. Говорит, Светка, мол, сестра, все дела.

— Это, да. Виктор чрезмерно порядочный иногда. Хороший парень. И будущее у не было хорошее… Не известно, кто бы сейчас в ЦК заседал. Если что. Твой папаша или он. В общем, я все сказала. — Нина Григорьевна поднялась со скамейки, — Если Виктор не признается, что у них там произошло, приходи. А сама я не хочу быть причиной очередного снежного кома, который в этот раз кого-то ещё заденет.

Старуха, не прощаясь, пошла к зданию больницы.

Ну, хоть что-то. Меня хотя бы не послали окончательно и бесповоротно.

Я поднялся с лавочки и потопал к остановке, собираясь узнать, через сколько будет автобус. А вот тут меня ждала прекрасная новость. Оказалось, что все. На сегодня автобусы закончились.

Я вот даже не удивился, если честно. Странно, что вообще до больницы добрался целым и невредимым. Теоретически, уже это — чудо.

Однако, смех смехом, а что делать дальше, не понятно. В Воробьевке знаю только Нину Григорьевну, но она в больнице. Туда меня никто не пустит ночевать. Только если я, как та старушка, надену чепчик и буду изображать из себя врача. Но это уж совсем.

Потом — Серёга, который несовершеннолетний, живёт с приемными родителями, по его рассказам, не сильно весёлыми. Там тоже, вряд ли обрадуются неизвестному товарищу, заявившемуся к их сыну. Остаётся Лиходеев, но это вариант я даже не рассматриваю. При том, что вот как раз к нему