то, что случилось. Это было давно. Мы теперь другие люди. Мы случайно встретились и так же сейчас случайно разойдемся.

– Нет, нет, я не позволю. Я не позволю тебе просто так уехать. Я люблю тебя.

Гена признался и замолчал, облизнул сухие губы.

Аду почему-то эти слова не тронули. В душе не было совсем ничего, словно это было сказано в какое-то оправдание, чтобы загладить некую вину и сгладить ее плохое настроение после визита матери Орехова и Ворошиловой.

А Орехов не знал, что сказать. Сейчас перед ним была не его Аделинка Канарейкина. Сейчас это была чужая, посторонняя для него женщина. Но не менее красивая, хоть и в простом наряде, совсем без макияжа и без прически.

Он так же трепетно и нежно относился к ней и хотел, но уже не физически, просто завалить и взять, Гена хотел утешить, обнять, сказать, что он рядом, что он всегда будет рядом, всегда поможет. Но Ада не пускала его к себе. Толстая броня неприязни отталкивала и не давала сделать шаг навстречу.

– Лучше послушай то, что я тебе скажу, – слова, которые она хотела произнести, Аделине давались нелегко, но надо было выговориться и разобраться уже в их странных отношениях с Ореховым. – Не надо питать иллюзий, все было прекрасно, замечательно, а временами фантастично. Да, я немолода. Я не так свежа, как некоторые девушки. У меня свои отвратительные привычки, скверный характер, вздорный нрав, у меня лишний вес, в конце концов.

– Ада… Я… При чем тут…

– Нет, не перебивай. Послушай, то, что было между нами, было прекрасно. Да, у меня давно не было секса, хорошего секса. Ты в этом лучший. Я могу тебе сказать, ты великолепен, хотя мне не с чем особо сравнивать. Но все это лишь вспышка эмоций, гормоны. Я тебя увидела, немного испугалась, сделала вид, что не узнала. Тебя это задело, ты пришел и напомнил, кто ты, и пошло-поехало, закрутилось, как говорится. Но все закончилось, Гена. Утром я уезжаю. Не знаю, что там у тебя за план по устранению Жерара, но оставить я его здесь не могу. Извини, я как бы ответственна за него. И да, он мне сделал предложение. Я, конечно, не могу его принять, он не мой человек, совсем не мой. Тем более, у нас нет никакого романа, был когда-то давно, он продлился недолго. Утром мы уедем в город, я вызову такси, это уже решено. Но все закончено, Гена. Выходные были прекрасны, и если бы не кража моих вещей, то можно было бы сказать, что я провела их замечательно. Испытала слишком много эмоций, а теперь надо побыть одной и подумать в одиночестве, без тебя.

Аделина не ждала и не хотела слышать ответ Геннадия, ей было все равно, что бы он сейчас ни сказал, она приняла решение. Она сделала свои выводы, она взрослый человек и вправе это делать.

Орехов сильнее сжал кулаки, проскрипел зубами. На душе было так противно и пакостно, словно он совершил какой-то тяжкий грех. А сейчас за него придется расплачиваться, надо как-то искупить, а если он это не сделает, то гореть ему в адовом огне и жариться на сковородке.

Как донести до этой женщины, что она ему дорога? Что он все эти годы любил ее и помнил, и когда встретил, увидел вновь, все внутри перевернулось, словно и не было расставания. Ада абсолютно права, они взрослые люди со своими привычками, былыми ошибками, со своей жизнью, которая была и которую не вычеркнуть, не деться никуда.

Это прошлое, которое их объединяло, было столь ничтожно малым, что даже не за что зацепиться. Они ничего друг о друге, по сути, не знают, прошло слишком много лет, надо жизнь настоящим. Но Ада еще кое о чем не знала.

– Хорошо. Рано утром я приведу Жерара и отвезу вас, не переживай, в полицию обращаться не нужно, твой чемодан с вещами и сумка с документами в моем кабинете, в ресторане, как они ко мне попали, не спрашивай.

Орехов вышел, громко хлопнув дверью, Аделина вздрогнула, обняла себя руками за плечи, стало сразу холодно и одиноко, на глазах навернулись слезы и горячими дорожками тут же побежали по щекам. Непонятно было, почему она плачет, но Ада не стала себя сдерживать, надо было дать волю эмоциям, пусть даже так. Завтра будет лучше. Завтра она начнет возвращение в свою прошлую жизнь.

Геннадий зашел в баню и там хлопнул дверью, начал большими шагами мерить помещение, остановился около стеклянного серванта с бутылками. Хотелось выпить, нет, не просто выпить, а нажраться. Отключиться, ни о чем не думать, это был самый простой и действенный способ, но он не поможет.

Нет, не сейчас. Но в голове было так много мыслей, что казалось, еще немного – и она лопнет. Надо на все смотреть трезво, но не получается. Сел на диван, снова встал, начал расхаживать туда-сюда, все-таки вернулся к серванту, достал первую попавшуюся бутылку, открыл пробку зубами, сплюнул ее на пол. Начал пить из горлышка жадными глотками, не чувствуя вкуса алкоголя.

Он подумает, он обо всем обязательно подумает, но не сейчас.

Глава 40

– Вася, перестань! Прекрати!

– Но я не могу прекратить, соскучился.

– Сейчас не время и не место, – девушка говорила громким шепотом, боясь, что их могут увидеть в темном коридоре ресторана.

– Что, сегодня опять?

– Да, так же как и вчера, и позавчера, и неделю назад, и три недели назад. Уже месяц, Вася, ты представляешь, он уже месяц просто пьет в своем кабинете и практически ничего не делает. Надо нам с этим что-то делать.

О том, что владелец «Двух барашков» ушел в «крутое пике», точнее, в запой, знал уже весь ресторан и, наверное, весь город. Он, конечно, не напивался до свинячьих соплей, не валялся нигде пьяный.

Но он не вылезал из своего кабинета, в котором жил весь этот месяц, просил только принести ему закуски, чаще заказывал несчастный рибай, а потом кидался из окна костями. За алкоголем спускался в бар сам, обратно шел хмурый, злой, обросший. Выбирал что хотел, отчитывал всех за плохую работу и возвращался в кабинет.

Таким своего шефа и босса сотрудники не видели никогда.

– Сходил, называется, человек в отпуск. Может, у него там что-то случилось, какая-то трагедия?

Василий уважал своего шефа за прямолинейность, за невероятную силу и харизму. За то, что год назад он поверил в пацана,