Лев проснулся в постели один, причем в спортивных брюках и футболке. Но, судя по тому, что вторая подушка на кровати отсутствовала, жена была дома. Он осторожно выглянул из спальни, увидел спавшую на диване Марию, квартиру, превратившуюся в филиал Ботанического сада, и понял, что скандал будет грандиозный. А ведь он хотел всего-навсего разыграть жену: она сказала, что дома он может спать когда угодно, где угодно и как угодно, вот он и решил притвориться спящим, а когда она вернется, выскочить как черт из табакерки, потому и раздеваться не стал. Он приблизительно прикинул время, когда закончится фильм, и, выключив свет, ждал у окна, когда ее джип въедет во двор. Увидев его, бросился в спальню, забрался под одеяло и притворился спящим. Но, видимо, Мария слишком долго возилась с цветами – вон их сколько! – а он за это время сам не заметил, как уснул.

Лев на цыпочках прошел в кухню, увидел там бокал, почти пустую бутылку коньяка и понял, что влип. У фильма, судя по количеству цветов, был невероятный успех, Мария не осталась на банкет и вернулась домой, чтобы отметить свой праздник с мужем, а он дрых без задних ног. Ну и как теперь оправдываться? Лев стал мысленно репетировать покаянную речь, и тут раздался звонок домофона. Он бегом бросился в коридор, посмотрел на экран и очень удивился – это были Крячко и Орлов. Когда друзья вышли из лифта, Лев приложил палец к губам.

– Маша спит? – севшим от ярости голосом поинтересовался Стас и, властно отодвинув его в сторону, решительно заявил: – Сейчас разбудим!

– Да что случилось?! – по-прежнему шепотом, воскликнул Гуров.

– Сейчас увидишь! – многозначительно произнес Стас. Он включил компьютер Льва, нашел запись, которую видел совсем недавно, и показал на нее рукой: – Полюбуйся, какова картина! А в центре композиции – твоя жена!

Гуров смотрел и не верил своим глазам, рядом с ним негромко выругался Петр – он только со слов Крячко знал, что произошло, но сам еще не видел. Лев растерянно повернулся к друзьям, и Стас понимающе кивнул ему головой:

– У меня тоже не было никаких слов! Даже мата! Весь цвет даже не столичного, а российского криминалитета собрался вокруг твоей жены! Что ни рожа, то вор в законе! А если не вор, то или свояк, или авторитет из первой десятки! Да УСБ ей памятник из чистого золота должно поставить за такой подарок. Оно на тебя много лет зубы точит! Мария тебя столько раз подставляла, что считать замучаешься, а они все никак уцепить не могли! А тут – вот он ты, на подносе! В праздничной упаковке и лентой перевязанный лежишь! Готовый «оборотень в погонах»!

– Что случилось? – раздался вдруг сонный голос Марии.

– Сиди! Молчи! Не лезь! – рявкнул на нее Орлов, а потом обратился уже к Гурову: – Лева! Мухой собирайся в госпиталь! У нас каждая минута на счету! Бери самый минимум, а остальное мы потом доставим. Я тебя сам отвезу и со всеми там договорюсь – у тебя якобы гипертонический криз. Бог даст, раньше понедельника уэсбэшники не чухнутся, а там я приму удар на себя, да и с Рыбоводом поговорю, чтобы последствия минимизировать. Надеюсь, он меня поймет: уж он-то знает, что Машка – дура набитая.

Слушая Орлова, Мария проснулась окончательно, но пока мало что понимала, поэтому злилась. Но когда ее назвали дурой, она взбесилась окончательно. Коньяк был качественный, голова не то что не болела, а была совершенно ясной, так что соображала она отлично и язвительно спросила:

– А мое мнение по поводу ваших умственных способностей выслушать не хотите?

– Заткнись! – заорал на нее Крячко. – Сейчас Петр увезет Леву, и я тебе доступно объясню, что ты натворила!

Гуров ушел в спальню и появился почти тут же с полиэтиленовым пакетом в руке. Мария бросилась было к нему, но он прошел в коридор, даже не посмотрев в ее сторону. Орлов направился следом за ним, хлопнула дверь, и Крячко, уже не сдерживая ярости в голосе, схватил ее за руку и буквально бросил в кресло перед компьютером:

– Тебе все еще интересно? Вот это, – начал он, тыча пальцем в экран, – вор в законе Трофим. Это – Вадик Казанский, тоже «законник». Это – Шкипер, вор в законе из Приморья. Это – Кореец, свояк, то есть кандидат в воры. А вот этот, что с тобой мило беседу ведет и ручки целует, Андрей Владимирович Ольшевский! По кличке Цезарь! Глава всего уголовного мира России! На смену покойному Зубру пришел! Про Тамару Шах-и‑Мат я вообще молчу! Ты ведь жена полковника полиции! – заорал он. – Тебе с такими людьми на одном гектаре садиться нельзя, а ты?

– А я – актриса! – крикнула ему в ответ Мария, направляясь в кухню. – Мне что, документы у людей спрашивать, когда они после премьеры цветы дарят? А Тамара, между прочим, консультант фильма и соавтор сценария! Интересно, почему Гуров в мое отсутствие мог с ней вдвоем в одной квартире пять дней прожить, а я даже поговорить не могу?

– Так по работе же он с ней общался! Идиотка!

– А я с ней тоже по работе общалась! – проорала Мария.

– И поэтому она тебе на шею бросилась! – язвительно заявил Стас. – Мне на тебя плевать! Но как Гуров теперь оправдываться будет? Как он докажет, что не знал, чем его законная жена занимается? Особенно после того, как тебе Цезарь ручки целовал! – упиваясь своим обличительным пафосом, вещал Стас. – Может, он тебе в букет в качестве аванса что-нибудь бриллиантовое положил? В расчете на твою будущую благосклонность? А что? Один раз в цветах колье уже было, правда, фальшивое оказалось. Но Цезарь ведь мелочиться не будет! Положение не позволит! А ты у нас дама небрезгливая! Что ни подари, все примешь! И джип! И шубки! И бриллианты! Гурова потом за это мордуют, а тебе плевать!

Выведенная из себя Мария схватила бутылку с остатками коньяка и запустила ею в Крячко. С глазомером у нее все было в порядке, поэтому только благодаря многолетнему опыту побывавшего в самых разнообразных переделках сыщика тот успел пригнуться. Бутылка ударилась о стену как раз в том месте, где только что была его голова, и разбилась вдребезги, осыпав его градом осколков.

– Ты чё? Совсем охренела? – ошеломленно пролепетал Станислав.

Мария не стала ему отвечать, а молча взяла со стойки нож и пошла на него. Причем не по-бабьи, а совершенно профессионально – и походка на чуть согнутых в коленях ногах, и тяжелый цепкий взгляд чуть прищуренных глаз, и верхняя губа немного приподнялась, открывая зубы. Крячко пятился от нее и думал в тот момент только о том, чтобы не упасть. Как выбрался из квартиры, он потом вспомнить не мог, а в себя пришел только в машине.

– Да-а‑а, кажется, я чуток переусердствовал, – тихо сказал он сам себе. – А ведь прирезать запросто могла! Когда баба в бешенстве, с ней и пара мужиков не справится.

Закрыв за Стасом дверь, Мария вернулась в кухню и обессиленно рухнула на стул. Бросив на стол нож, она закурила, чтобы успокоиться, потому что ее всю трясло, и позвонила Тамаре – может, хоть та ей объяснит, что произошло.

– Тома, кто-то выложил в Интернет запись того, как мне дарили цветы, – дрожащим голосом сказала она.

– Маша, этого быть не может, – уверенно ответила та. – Оттуда всех журналистов специально выпроводили, чтобы остались только свои, ну, то есть съемочная группа и особые гости.