— Ну что, Виталик? Чем похвастаешься?

Трое мужчин выбрались на небольшую лесную полянку почти одновременно. Майор Бочкарев шутливо щелкнул резиновыми каблуками охотничьих сапог и протянул шефу корзинку, прикрытую сверху еловой лапой.

Орехов приподнял ветку, и глаза его полезли на лоб.

— Жека! Ну-ка погляди на эти поганки!

В корзинке Бочкарева лежали лопушистые коричневые шляпки, покрытые крупными, более темными чешуйками, перекрывающими друг друга, словно черепица на крыше.

— Ужас! — Степанов шутливо отшатнулся, прикрывая рукой глаза. — Однако, Лева, должен заметить, что подход у коллеги правильный. Карьеристский. Мы, как дураки, за качество радеем, белые выискиваем, а корзины пусты. А у майора полным-полна коробочка. Даром что мухоморы. Смотри, Лева, подсидит!

— Сам ты мухомор, — незлобиво усмехнулся Бочкарев. — Это саркодон. Я, когда в «вышке» питерской учился, специально за Сосново ездил, дожидаясь, когда «слой» пойдет. Они в сентябре только. И только в хвойных лесах. Не такие вкусные, как боровики, конечно, но зато их косой косить можно. Даже странно, что тут обнаружились.

— А это тебе не сосны? — повел руками Орехов.

— Они, — сверкнул безупречными зубами Виталик. — Хоть и не Карельский перешеек. Я просто не ожидал, что этот гриб водится и в Подмосковье.

— Наверное, довольно редкий. А может, я раньше не обращал внимания, даже если и видел. Поганка и поганка.

— Все грибы съедобные, — назидательно заметил Евгений Степанов. — Просто некоторые один раз.

— Кстати, о съедобном, — Бочкарев, как и Орехов, никак не отреагировал на шутку спутника, слышанную сотню раз. — Не пора ли сделать привал? Перекусить. Да и без стопаря резкость в глазу что-то пропала.

— Скоро, — согласился Лев Николаевич. — Слышите гул? Это Каширка уже. Перейдем шоссе, на Сонино пойдем. Южнее деревни — просто царство белых. И если они уже пошли — наберем. Там и перекусим.

Три крепких мужика в высоких сапогах и непромокаемых накидках мышиного цвета углубились в мокрый от ночной измороси лес. Свой поход они начинали от станции Белые Столбы. В километре западнее станции начинается лиственный лес. И пока они брели к шоссе, Степанов с Ореховым взяли несколько подберезовиков. На часто попадавшиеся сыроежки, чернушки и валуи грибники не обращали никакого внимания. А Бочкарев ухитрился в сосновых посадках нарезать черепитчатого саркодона. В шести километрах от станции, южнее деревни Шебанцево, они пересекли Каширское шоссе и углубились в лесной массив к югу от Сонино. Когда же добрались до окрестностей деревни Курганье, решили наконец передохнуть.

— Ну что? Наведем резкость? — Степанов резко свернул пробку у «Гжелки», и водка забулькала по стопочкам.

Троих этих мужчин связывала дружба вот уже несколько лет. Не только общие служебные дела и внеслужебные делишки, но и чисто человеческое уважение и полное взаимопонимание. Осознание недостатков друг друга и готовность их простить. Осознание достоинств — и готовность искренне, без мелочной зависти, восхищаться ими.

Полковник Орехов командовал довольно большим по меркам их управления отделом. У него в подчинении было полтора десятка офицеров, от лейтенанта до подполковника, но только с этими двумя майорами он чувствовал себя спокойно. Не ожидая от избранных подчиненных ни невольной оплошности, ни сознательного подвоха.

Они давно соблюдали субординацию только на людях, вместе проводили свободное время, причем, как правило, прекрасно обходились без женского пола. Их связывали мужские забавы. Они ходили в баню именно париться, а не заниматься групповым сексом с приглашенными девицами. Они отправлялись на охоту, чтобы подстрелить зайца или фазана, а не похвастаться меткостью перед восхищенными дамами, ожидающими в охотничьем домике. В лес они шли набрать грибов, а не читать стихи романтическим спутницам.

Орехов лет пять уже был разведен. Выглядевший нестареющим греческим богом, казанова Виталик никогда и не был женат. А супруга Степанова — тверская деревенщина Натаха — любила ковыряться на кухне и никогда не лезла в дела мужа.

С тех пор как Лев Николаевич с помощью подручных провернул операцию со спортивными тренажерами, трио приятелей превратилось в отлично организованную криминальную банду, которая, почувствовав вкус огромных денег и опьяненная властью над жизнями других людей, не останавливалась теперь ни перед чем.

И так уж повелось, так сложилось исторически, что свои «корпоративные» проблемы они обсуждали только на лоне природы, где свидетелем их замыслов могло быть только небо.

— Уххххх! — шумно выдохнул Степанов и, занюхав горбушкой, отправил в рот хрустящий огурчик из баночки.

Аппетитно захрустели и его товарищи-собутыльники.

— Домашний? — поинтересовался Бочкарев.

— А то, — гордо выпятил грудь Евгений. — Натахина работа. Иногда и в семейной жизни есть свои прелести.

— Угу, — подхватил казанова. — Вернешься сегодня на рогах и сразу же почувствуешь всю прелесть Натахиной скалки.

— Мужчина входит в цветочный магазин и просит: «Подберите мне, пожалуйста, сто роз для моей жены». Продавщица в ужасе: «Господи! Что же вы такого натворили-то, а?» — невнятно прошамкал полковник, поскольку успел запихнуть в рот добрую половину бутерброда.

— Да ладно, — отмахнулся Женя. — Это вы от зависти. Бобыли необихоженные.

— В этом есть определенные преимущества, — не согласился Бочкарев. — По крайней мере, никого вдовой не оставишь, когда к стенке поставят.

— Ты бы не шутил так, Виталик.

Взглянув на серьезное лицо Орехова, Бочкарев осекся.

— Что, Николаич? Неужели пидорок проболтался?

— Нет. Его прихватили прочно. Да и предупредили. А его очко раздолбанное еще пожить хочет. Пусть и у параши.

— Неужели…

— Нет. Там все тихо. Я бы знал. Тут другое. «Беда пришла, откуда не ждали», — голосом Мальчиша-Кибальчиша из мультфильма проблеял Лев. — Вадим мне передал, что наверху решение переиграли. Ставка не на Егорова теперь, а на Красина, понимаете?

— …твою мать! — выругался Степанов. — Вся работа насмарку!

— Вот-вот, — подтвердил Орехов. — С одной стороны, Красин должен бы Майстренку прищучить. Во-первых, он из калачевской команды. Во-вторых, монополист, чего Красин, говорят, не терпит. К тому же Майстренко с цементом здорово заигрался. Странно, что до сих пор вообще жив. Непонятно, чего Сухарь кота за хвост тянет. Но с другой стороны, Мишаня — лошадка те-о-омная… Независим слишком. Старые связи после гибели Китайчика и Отарика обрубил. И на поводу у Сухаря точно не пойдет. Не исключено, что своих людей протаскивать начнет, а тогда Поляков с Сухаревым могут не у дел оказаться. А если вдруг начнет еще и старые дела копать…

— Да, Лева, озадачил, — Степанов почесал потылицу. — Чем же Федор-то не угодил. Вот ведь, блин! А какой прикормленный товарищ намечался. С потрохами наш!