Михаил собрался уже уйти, он был зол и раздражен. Тут ему пришло в голову, что Лаза его еще не отпускал, и он остановился.

— На случай если генерал Петрович спросит обо мне: я ушел перекусить и вернусь не позже чем через час.

— Пообедайте лучше в «Сербской короне». Тогда Вы сможете рассказать Лазе, что встретили там приятелей, которые взяли Вас с собой на праздник в крепость; там как раз недалеко. Так Вы ничем не рискуете. Лаза — старая лиса. Когда речь идет об Александре и его шлюхе, он чует за версту, как собака. Он брата родного не пожалеет, если придется, только чтобы защитить эту парочку.

— Спасибо за совет, — сдержанно сказал Михаил и пошел к двери. — Можете снова занять свое место.

— Уже сижу, — ответил Богданович из глубины кресла.

— Ну, наконец-то Вы здесь, — проворчал полковник Машин, увидев Михаила. — Где Вы пропадали? Так Вы ничего не получите от вечернего пирога Славы.

Все собрались во дворе казармы Шестого пехотного полка, Машин был, как и утром, в штатском. Замечание о пироге предназначалось для ушей окружавших их людей, военных и штатских, приглашенных на день именин святого Славы, покровителя полка.

Машин взял Михаила за руку и отвел в сторону.

— Что случилось? — Он, невзирая ни на что, улыбался, но голос его звучал жестко и недоверчиво.

— Я был назначен личным адъютантом короля Александра, — сухо доложил Михаил.

Улыбка исчезла с лица полковника, его глаза сузились и смотрели на Михаила, как дула двуствольного штуцера из охотничьей засады.

— Вы? Адъютантом? Как Вы можете это объяснить?

Михаилу внезапно стало не по себе, рубашка под кителем моментально взмокла от пота.

— Ну, об этом Вам лучше спросить генерала Петровича, господин полковник. Он говорил что-то о примирении между короной и армией.

— Он знает, что Вы были в Женеве?

— Король знает об этом.

Полковник нахмурился.

— Вы, стало быть, и короля видели? И что же он Вам сообщил?

— Он спросил меня, видел ли я принца Петра. Я сказал, что видел.

— Довольно легкомысленно с Вашей стороны.

— Отнюдь. Я сказал, что видел принца Петра в церкви. Этим тема была исчерпана.

— И это было все, о чем он с Вами беседовал?

— Нет.

— О чем же еще?

— Он сообщил, что хочет в ближайшее время открыть медицинскую академию.

Лицо полковника еще более помрачнело.

— Как Вы вообще дошли до этой темы?

— Я упомянул, что вынужден был вследствие давней болезни съездить в Швейцарию, и это стало поводом, чтобы прочесть мне целый доклад о необходимости готовить врачей здесь, дома. Вы же знаете, господин полковник, как он любит себя слушать.

— Уж не хотите ли Вы сказать, что Вас только за тем и вызвали в Конак, чтобы Вы это все слушали? Вы позвонили мне утром в четверть девятого, а сейчас десять минут третьего!

Михаил пожал плечами.

— После этого звонка я явился к генералу Петровичу и вынужден был до половины второго ждать, пока король меня примет.

— Вы сами просили об аудиенции?

Михаилу этот допрос начинал действовать на нервы.

— Нет, это была идея генерала Петровича.

— Вы ждали аудиенции пять часов. А сколько Вы были у короля?

— Вам не кажется, господин полковник, что Вы устроили здесь мне довольно неприятный допрос? — раздраженно спросил Михаил.

— Как долго Вы были у короля? — настаивал Машин.

— Минут десять или четверть часа.

— Вы приехали в Конак в половине девятого и оставались там до двух, значит…

Михаил перебил его:

— В начале девятого я позвонил Вам, около девяти я был в Конаке и ушел оттуда около двух.

— Куда?

— По совету лейтенанта Богдановича я выпил кофе на террасе «Сербской короны». Откровенно говоря, я был озадачен, когда он мне передал, что я должен с Вами встретиться здесь, в расположении части полковника Мишича. Я полагал, что Вы не хотели, чтобы Вас сегодня видели вместе с Мишичем.

— Я всего лишь участник именин Славы. Посмотрите вокруг, здесь множество офицеров на пенсии. Поэтому я выбрал этот день для путча. Праздник даже нашим людям хороший повод приехать в Белград. Впрочем, отовсюду приходят хорошие вести, кроме Ниша.

— Там стоит Моравская дивизия?

— Сначала на нашей стороне была только дивизия Дрина, затем последовала Шумадия, потом еще Тимок. С момента, когда Дунайская дивизия здесь, в Белграде, перешла также на нашу сторону, у нас четыре дивизии из пяти. Нам не нужно ждать, пока Морава размышляет. Когда они увидят, что оказались одни против успешно проведенного переворота, у них не будет другого выбора, как только присоединиться.

Оба офицера стояли в стороне от остальных гостей, которые укрылись от палящего солнца в тени специально сооруженного для этого дня и покрытого дубовыми листьями павильона. На другом конце двора солдаты, поддерживаемые тремя гуслярами, пели веселую народную песню. Через открытую дверь обеденного зала можно было видеть оставшуюся половину пирога Славы и охранявшего его солдата, который безуспешно воевал с мухами. Пирог утром был освящен, половину торжественно разрезали командир, старейший капрал и представитель третьего сословия и раздали рано пришедшим гостям. Вторую половину оставили на вечер.

Солдатам были предложены закуски, вино и водка. Гости сидели за длинными столами в беседке. Раздавался гул возбужденных голосов, и они становились все громче. В море лиц Михаил обнаружил лицо полковника Мишича и узнал нескольких офицеров — он видел их рано утром. Мишич болтал с каким-то штатским в поношенном костюме, который напоминал птичье пугало. Видимо, штатский рассказывал какой-то анекдот, потому что полковник громко хохотал. То, что Мишич был в состоянии веселиться подобным образом в день, который для него и его товарищей мог кончиться сущим адом, наполняло Михаила и злостью и восхищением.

— Ваш друг Мишич веселится на славу, — заметил он Машину.

— А почему бы и нет? Ему-то, в отличие от Вас, терять нечего.

Во второй раз за этот разговор Михаил почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

— Что Вы хотите этим сказать, господин полковник?

— Его же не сделали личным адъютантом короля. Да он бы такого повышения и не принял.

— А я от такого повышения лишь потому не отказался, — в тон ему ответил Михаил, с трудом сдерживаясь, — что тогда стало бы очевидным мое отношение к Александру. Его и генерала Петровича я оставил в уверенности, что они сумели меня заполучить. В конце концов, это всего лишь на двадцать четыре часа, точнее сказать, на двенадцать часов. И позвольте вот еще что заметить, господин полковник: в случае, если следующий король мне тоже предложит этот пост, я откажусь. Я уже был королевским адъютантом, и это была большая честь для меня, но — никогда больше! Потому что в ближайшем будущем такого короля, как Милан Обренович, не предвидится.