процесс влияния психологической травмы на человека. Мы начали понимать, почему Том и другие люди, попавшие в похожую ситуацию, не могут разобраться в своих чувствах и отказываются признавать, что они стали жертвами травматических уз. Что еще более важно, мы также разработали схему реабилитации после таких отношений. Участвуя в этом проекте, я узнал много нового. На самом деле, именно тогда я по-настоящему заинтересовался темой травматических уз и начал собирать материал для этой книги.

В итоге мы пришли к любопытным выводам. У большинства из этих людей сексуальную зависимость вызвала какая-то старая травма. Помните, что это не обязательно должно быть какое-то из ряда вон выходящее событие. Иногда такой травмой становится просто недостаток внимания или случайное наблюдение за тем или иным неприятным событием, например, сексуальными домогательствами или домашним насилием. Когда с человеком случается подобная травма, у него проявляются первые признаки навязчивого поведения. Например, у многих участников нашего исследования сексуальная зависимость началась с компульсивной мастурбации. Также у них часто обнаруживались и другие признаки навязчивого поведения. Дело в том, что ребенок, растущий в неблагополучной семье, поневоле учится угадывать текущее эмоциональное состояние своего жестокого родителя, чтобы снизить риск, которому он постоянно подвергается. Он становится настоящим экспертом по распознаванию настроения своего абьюзера и правильной реакции на его поведение. Например, ребенок может ухаживать за ним, чтобы как-то успокоить его, или делать вид, что во всем соглашается с ним, чтобы понизить градус гнева абьюзера. Существует и другая модель детского поведения, связанная с тем, что жестокость всегда усиливает привязанность. Ребенок может научиться терпеть боль, чтобы таким способом поддерживать связь с жестоким родителем. Такой конформизм становится у ребенка основой для его дальнейшего общения с людьми. Когда он становится взрослым, эта рабочая модель поведения превращается в шаблон, по которому он выстраивает все свои отношения с окружающими.

В этом смысле Том являлся классическим примером. Его отец страдал от алкоголизма и был склонен к приступам ярости. Он помнил, как в детстве мать громко кричала, пытаясь спрятаться от него в спальне. Как-то раз мать увезли в больницу, когда отец нанес ей особенно серьезные увечья. Когда Тому исполнилось восемь лет, отец вступил в клуб Анонимных Алкоголиков, и семейные ссоры на время прекратились, но Том все равно продолжал бояться отцовского гнева. При этом у него хорошо получалось успокаивать мать. По словам Сэма, Том как никто другой умел «ходить на цыпочках и утешать несчастных». Только после того, как он начал посещать сеансы Сэма, а также гипнотизера из той же клиники, Том наконец смог рассказать, что именно он чувствовал, наблюдая в детстве за всеми этими событиями, и признать, что обстановка в его семье в то время была далека от идеальной.

Обычно жертва постепенно привыкает к жестокости абьюзера. Она подстраивается под него, меняет свое поведение, абстрагируется и дистанцируется от абьюзера, подавляет свои эмоции, отказывается признавать свою травму, а также использует любые другие стратегии, чтобы адаптироваться к текущим обстоятельствам. Обычно такое поведение называют отрицанием. У жертвы также может развиться травматическая амнезия – она перестает помнить о тех или иных событиях. Например, когда брат и сестра Тома рассказали ему о некоторых эпизодах, свидетелем которых он однажды стал, он обнаружил, что они почему-то стерлись из его памяти. И наоборот, Том перечислил брату и сестре несколько событий, которые абсолютно точно происходили с ними, но те никак не могли вспомнить их. Именно тогда Том наконец понял, что имел в виду Сэм, говоря о подавлении травмы.

У ребенка по отношению к абьюзеру возникает чувство, которое американский исследователь психологических травм Дэвид Калоф назвал «подсознательной связью». Ребенок отказывается видеть, слышать, чувствовать и замечать окружающие его реальные события и явления. Вместо этого он берет на вооружение те методы, которые кажутся невозможными или запрещенными, но при этом сопряжены с минимальным риском. Ребенок сомневается в очевидном и допускает невозможное[51]. Эта связь возникает из-за того, что у него существуют всего два варианта поведения: 1) сходить с ума от ужаса, не имея возможности жить нормальной жизнью, или 2) представлять реальность в искаженном виде, чтобы как-то выжить. Из-за этой связи искажение реальности становится частью «рабочей модели поведения», которая в дальнейшем используется и во взрослых отношениях. Американские психотерапевты Рут Близард и Энн Блум описывают этот процесс следующим образом.

Подобные защитные механизмы часто используются детьми, так как они помогают им выжить в неблагополучной семье. Когда такой ребенок вырастает, эти механизмы начинают работать в обратную сторону – он теряет способность распознавать проявления насилия и жестокости в свой адрес. В результате он завязывает отношения с человеком, напоминающим ему его давнего абьюзера, а эти защитные механизмы, наоборот, приводят к появлению новых циклов насилия[52].

В случае Тома Барбара напомнила ему о поведении сразу обоих родителей: она сочетала жестокость и угрозы его отца с давлением на жалость, характерным для его матери. Столкнувшись с такой убийственной комбинацией, Том вынужден был придумывать какое-то правдоподобное объяснение ее поступкам, чтобы обосновать свое упорное нежелание расстаться с ней. Для окружающих его доводы казались странным искажением фактов и нелепыми оправданиями поведения Барбары. Добавьте сюда также ее бесконечную ложь и грязные инсинуации в его адрес, и вы поймете, что никто уже не мог разобраться, что реально происходит между ними.

Когда человек отрицает или отказывается признавать свою травму, это формирует у него различные виды посттравматического поведения, которые в конечном итоге способствуют появлению травматических уз. Отложенная реакция на травму, посттравматическое возбуждение, подавление травмы и бегство от нее, посттравматическое самоограничение и стыд, а также повторение травматической ситуации – все это может происходить и в рамках отношений.

◆ Отложенная реакция на травму вызывается постоянным стрессом, зависимостью от абьюзера и его бесконечной ложью. Всегда существует какой-то стимул, запускающий старый цикл, который является частью сценария поведения жертвы, абьюзера и спасителя.

◆ Посттравматическое возбуждение появляется в отношениях, в которых присутствуют серьезный риск, бурная страсть и секс с элементами насилия. Раздражение, страх и постоянный стресс создают нейрохимический коктейль, делающий обычные отношения скучными.

◆ Подавление травмы происходит, когда в отношениях наступает короткая фаза примирения – абьюзер понимает, что он перестарался. Он обольщает жертву и удовлетворяет ее желания, чтобы компенсировать пережитые страдания, и это помогает ей успокоиться и приносит временное облегчение.

◆ Бегство от травмы становится результатом абстрагирования жертвы от окружающего хаоса или от своей одержимости абьюзером. Вспомните, что в такой ситуации многие из нас начинают вести мысленный диалог со своим партнером.

◆ Посттравматическое самоограничение может проявляться по-разному, включая наиболее