Он без содрогания воспринимал мои рассказы о текущих делах: о беседах с Гейл, об опознании, о страхе перед выступлением в суде. После Рождества, когда я жила ожиданием судебного процесса, недели тянулись как месяцы. Процесс не раз откладывался. Предсудебные слушания были назначены на двадцать второе января; естественно, я не могла не явиться. Как выяснилось, заседание отменили, но все равно я пришла не зря: переговорила с районным прокурором Биллом Мастином и с Гейл, которая в это время была беременна и сдавала дела Мастину.

Джейми, на мой взгляд, сознавал, что мы с ним выбиваемся из общего ряда. Он многое пережил в связи с болезнью и смертью отца; я в свои девятнадцать лет из-за пережитого стояла особняком среди ровесниц. Но вместо того чтобы помочь мне разобраться в себе, на чем настаивала Триша из кризисного центра, он научил меня пить. Я оказалась способной ученицей.

Нас с Джейми в очередной раз потянуло на интимный разговор, и я ему солгала.

Однажды вечером в баре он спросил как бы невзначай, спала ли я с кем-нибудь после изнасилования. Я сказала «нет», но тут же по выражению его лица прочла: «Ответ неправильный». Мне удалось мгновенно выйти из положения:

— Нет, надо же такое спросить! Конечно да!

— Ну-ну. — Он покрутил на столе пивную кружку. — Не завидую тому парню.

— В каком смысле?

— Стремно. Вдруг облажаешься? Да и потом, неизвестно, чего ожидать.

Я заверила его, что опыты оказались удачными. Он полюбопытствовал, сколько у меня было парней. Цифру пришлось взять с потолка. Трое.

— Хорошее число. Как раз достаточно, чтобы убедиться в своей полноценности.

С этим трудно было не согласиться.

Выпили еще. Мне стало ясно: тему лучше закрыть. Скажи я правду, он бы со мной порвал. Как я потом призналась Лайле, меня преследовало неотступное желание «развязаться с этим вопросом». Я опасалась, что страхи, связанные с сексом, только усилятся, если откладывать слишком долго. Меньше всего мне хотелось коротать свою жизнь в родительском доме, лежа носом к стенке, или усохнуть от старости в гордом одиночестве, или уйти в монастырь. А ведь такие перспективы грозили перерасти в реальность.

Решающий миг настал в преддверии пасхальных каникул.

Мы с Джейми сходили в кино. Потом надрались в баре.

— Пойду отолью, — сказал он уже в который раз.

В его отсутствие я просчитала ситуацию. В принципе дело шло в нужном направлении. Он ведь уже задал мне тот единственный вопрос, который служил преградой. Я соврала, и вроде бы убедительно. Завтра он уедет на горнолыжный курорт, а я останусь куковать с Лайлой.

Он вернулся на свое место за столиком.

— Надо завязывать, а то за руль не смогу сесть, — сказал он. — Поехали ко мне?

Я встала, и мы вышли из бара. Шел снег. Колкие снежинки пощипывали разгоряченные спиртным щеки.

Мы остановились, вдыхая морозный воздух. У Джейми на ресницах и на отвороте лыжной шапки образовалась снежная кромка.

И тут мы поцеловались.

Поцелуй вышел мокрый и неловкий — не такой, как со Стивом; скорее как с Мэдисоном. Но я сама этого хотела. Усилием воли приказала себе хотеть. Это Джейми, молча твердила я. Это Джейми.

— Ну что, едешь ко мне?

— Не знаю, — сказала я.

— Слушай, тут холодина как у ведьмы в жопе. Я еду домой. Соображай быстрее.

— А с контактными линзами как быть? — пробормотала я.

В пьяном голосе Джейми зазвучали вкрадчивые нотки; оно и понятно — у него по этой части был немалый опыт.

— Вариантов — два. Либо ты топаешь в общагу своим ходом и укладываешься баиньки, либо я, так и быть, делаю крюк, подбрасываю тебя ко входу и жду в машине, пока ты снимешь линзы.

— Обещаешь?

Джейми остался сидеть в машине. Я быстро поднялась на лифте к себе в комнату и сняла линзы. Время было позднее, но я все равно решила забежать к Лайле и постучалась к ней в дверь. Она возникла на пороге в ночной рубашке. Свет был выключен. Я действительно ее разбудила.

— Что за дела? — сердито спросила она.

— Дела такие: Джейми везет меня к себе домой, — выпалила я. — Вернусь утром. На завтрак без меня не ходи, договорились?

— Ладно, — сказала она и захлопнула дверь.

Мне не терпелось с кем-нибудь поделиться.

Снег повалил еще сильнее. Чтобы не отвлекаться от дороги, мы ехали молча. Автомобильная печка жаром обдувала мне ноги. Джейми стал моим провожатым в непознанное. Мне представилась единственная возможность вырваться, пока вокруг не сомкнулись стены. В тот момент его искушенность в амурных делах казалась мне подарком судьбы. Вечные рассказы о победах на любовном фронте, не лишенные элементарного мужского бахвальства, выдавали подлинное наслаждение. Я не питала иллюзий: его тянуло на подвиги преимущественно в нетрезвом виде. Вот и сейчас он изрядно нагрузился. Но это меня не волновало. Пьянки. Случайные связи. Безалаберный быт. Что ж, повторяла я, он сам сделал такой выбор. Никто не заставлял его жить по схеме «выпил — трахнул — смылся». Сейчас, оглядываясь в прошлое, можно предположить, что все обстояло не так просто, но тогда мне было не до этого — я следила за дорогой. Стеклоочистители без остановки сновали туда-сюда. По краям лобового стекла образовались снежные бакенбарды, а вверху — густые седые брови. Меня вез к себе домой нормальный парень, по всем меркам привлекательный, готовый заняться со мной любовью.

Я долго и упорно пыталась представить себе его жилище. Когда мы приехали, мне открылась отнюдь не сказочная двухкомнатная квартирка со входом через кухонный отсек. По другую сторону барной стойки, отделявшей гостиную, мебели не было вовсе — ее заменяли пластмассовые складские коробки, набитые пластинками и кассетами; на полу стояла стереосистема. Переступив через порог, Джейми бросил на пол рюкзак с книгами и нырнул в ванную, совмещенную с туалетом, облегчился, даже не прикрыв дверь — я тактично отвернулась, — и вновь появился на кухне. Теперь, у себя дома, он всем своим видом говорил: «Чего тянуть?» Я стояла на границе между неосвещенным кухонным отсеком и пустой гостиной. Рядом с ванной была спальня. Я прекрасно понимала, что это и еста пункт назначения, сознавала, для чего сюда приехала, но вдруг задергалась. Мне стало страшно.

Джейми сказал, что просто обязан налить мне стаканчик — для храбрости. В холодильнике нашлась початая бутылка белого вина, а на полке — пара грязных стаканов. Подержав стаканы под струей воды, он плеснул нам вина. Я взяла мокрый стакан и сделала глоток.

— Ты сумку-то поставь, — сказал он. — Сейчас музон включим, веселей будет, ага?

Пройдя в гостиную, он сел на корточки перед ящиком с магнитофонными кассетами. Выбрал штуки две-три, посмотрел, что на них написано, и швырнул обратно. Я поставила сумку на пол, у самой двери. Джейми остановил свой выбор на записях Боба Дилана: от этой тягомотины у меня всегда было такое ощущение, будто это мертвецы гремят цепями. Я терпеть не могла Дилана, но сообразила, что лучше об этом не заикаться.