Я подозревал, о чём пойдёт речь, но всё равно не поверил ушам.

Подобной откровенности я от господина директора не ожидал. После всех его увёрток она был как пуля в лоб. Должно быть, на такой эффект он и рассчитывал. Прокрутив в памяти наши карикатурные переговоры, я подумал, что был слишком высокого мнения о юморе господина Йеллена. Всё это время он со мной заигрывал. Завлекал в сети. Действовал нагло, гнусно и торопливо – ни дать ни взять столичный ловкач охмуряет деревенского паренька. Меня передёрнуло от отвращения. Обстоятельств, менее располагавших к такого рода забавам, я не мог и вообразить… Йеллен смотрел с предвкушением, глаза масляно блестели. Он был привлекательным мужчиной, и легко верилось, что Акена выбрала его в консорты, но это выражение лица превращало его в урода. Демоны некрасивы.

Я перевёл дыхание и начал, ещё не зная, что, собственно, хочу сказать:

– Господин Йеллен…

– Ваша девическая застенчивость, – пропел директор, – ваш наивный дикарский мундир, ваша экзотическая внешность…

«Этого не может быть», – пронеслась нелепая мысль.

– …и, конечно, моя абсолютная власть, – закончил Йеллен, сладостно жмурясь. – Я могу сделать с вами всё, что угодно. И не только с вами, со всей вашей планетой. Казнить и миловать. Вознести на вершину процветания или физически уничтожить. Вы ждёте моего решения по циалешскому вопросу? Власть развращает. Сами видите.

– Этого не может быть, – вслух сказал я. Не мог не сказать. – Вы шутите?

Йеллен подался вперёд, хищно улыбаясь и раздувая ноздри.

– Отнюдь! Николас, – Голос его стал медово-сладким. – Я исполнительный директор Неккена. Я пресыщенный человек. Я могу купить кого угодно, а того, кто не продаётся, – взять бесплатно. Вот, скажем, вы… У вас прекрасные, испуганные голубые глаза, нервные руки и красивая задница. А ещё вы полномочный посол военной хунты с правом вынесения смертных приговоров. Вы моя эротическая фантазия, Николас, могу ли я вас упустить?

Кажется, я закрыл глаза. Я не помнил выражения его лица в тот момент.

Мной овладело отчаяние. Происходящее остро напоминало болезненный бред. Исполнительный директор точно разыгрывал сцену из плохого романа. Серьёзный человек, второй человек в Сверхскоплении, просто не мог руководствоваться такими мотивами.

Или мог?

Одна планета из многих тысяч, ничтожно малая доля бюджета… Почему бы Алану Йеллену не потратить её на развлечение? Его астероид стоит дороже десяти Циалешей. Если господин исполнительный директор желает поиметь вождя какой-нибудь революции… Скажем, всё остальное ему наскучило…

– Ах да, – сказал директор, – я кое-что забыл. Возможно, вас это вдохновит.

Я тревожно вскинулся. Интонации директора не предвещали ничего доброго.

Йеллен поднял руку – и над лестницей вспыхнул голографический экран. Небо уже сплошь затянули облака, поэтому голограмма была очень яркой и чёткой.

Космический флот. Военный флот, снятый с помощью эхографирования плюс-поля. Так обычно делают для штабного командования: вид съёмки неспециалисту непонятен. Флот застыл где-то в обычном пространстве вдали от звёзд, флот чего-то ждал… Ждал приказа.

– Одиннадцатая бригада, – пояснил Йеллен, – направление Сеймаран-Лайя. Им потребуется не больше суток, чтобы выйти к Циалешу, а мне – не больше десяти минут, чтобы позвонить командующему миротворческими силами в вашем регионе.

Я промолчал. Я читал эхограмму.

Штабная запись кроме визуального компонента содержала довольно много текстовой информации. Йеллен не потрудился её убрать или и сам рассчитывал, что я её прочту… Бригада довольно далеко ушла от Лайи и ещё дальше – от Сеймарана. Директор назвал срок в сутки, и, судя по координатам, это был очень большой срок. За сутки такое расстояние мог преодолеть даже старенький гражданский «Тропик», а скорости боевых кораблей намного выше… От системы Циа бригаду отделяло четыре часа пути.

И это значило, что с Циа её уже увидели.

Мне стало тошно. Я понял, что все они сейчас сходят с ума – Доктор, Арни Легерт, сам товарищ Кейнс… Они в полной неизвестности. Для того, чтобы разделаться с нами, хватит и одного современного крейсера, а к ним приближается целый флот. Не транспорты с миротворцами, нет, полноценный боевой флот! Я на Сердце Тысяч, и от меня нет никаких сообщений. Когда бригада вышла из плюс-пространства? Вчера утром мы разговаривали с Максом, он был вполне спокоен, то есть ничего ещё не знал. Значит, сегодня… Настойчиво застучала в голове мысль, что я должен связаться с кем-нибудь и объяснить. Но что именно объяснить?! Меня била дрожь, подступала паника, я терял самообладание, и это было всего опасней… Внезапно я уверился, что Йеллен просто издевается надо мной. Он, конечно, уже принял решение, Циа осталось жить несколько суток, а потом – астероидная бомбардировка, ад, конец всего, и я никогда не вернусь домой, от моего дома останется только пыль…

Но зачем тогда Йеллен потребовал посольства? Зачем он плёл всю эту чушь про подарки и дипломатию?! Делал вид, будто ему что-то от нас нужно?.. Это не развлечения, это сумасшествие… Не стала бы Акена терпеть рядом с собой сумасшедшего… В голову лезла какая-то чушь.

Йеллен сочувственно вздохнул и коснулся моего плеча. Я вздрогнул. Должно быть, вид у меня был жалкий. Взгляд директора смягчился.

– Я понимаю, о чём вы думаете, – сказал он. – Это не так. В настоящий момент Одиннадцатая бригада находится в боевой готовности потому, что обеспечивает безопасность. Безопасность Лайи, Скании, Сеймарана, Циалеша – всего направления. Вы же в курсе, что в последнее время к вам слишком часто наведываются мантийцы.

– Да… – пробормотал я.

Мне казалось, ещё немного, и я сяду прямо на ступени лестницы. Колени подкашивались. Даже во время войны я не испытывал подобного страха.

– Но я по-прежнему жду ответа, – мягко напомнил Йеллен. – Вашего решения.

Голограмма исчезла.

Я с трудом перевёл дыхание. Вот он, вопрос, отвратительный и позорный риторический вопрос, на который есть только один…

– Вы же понимаете, – сказал я, – что я могу дать только один ответ.

Директор кивнул.

– Хорошо, – сказал он, – очень хорошо.

Он приблизился ко мне вплотную, я почувствовал запах его туалетной воды. Потом директор приобнял меня за плечи, наклонился к уху, едва не поцеловав. Я невольно задержал дыхание. Меня словно сковало льдом. Ко мне прикасался сатана.

– А теперь, Ник, – шепнул он, – вы позволите вас так называть? Теперь, Ник, вы будете зарабатывать помилование для вашей родины.

– Только никакой связи, ни с вашей планетой, ни с вашим кораблём, – говорил он, отпирая дверь роскошной своей машины, – иначе будет неинтересно. Надеюсь, вы понимаете, что правила устанавливаю я. Если вы решите нарушить правила, я очень обижусь и могу передумать. Николас? Вы меня слышите?