Груз деяний последних двух недель давил на плечи опричника грехами смертоубийства, сна без вечерней, полунощной и утренней молитвы, попущением смерти несчастных чухонцев. Ему казалось, что он виновен перед Богом и государем в своей неспособности оборонить рубежи священной русской земли от дикарей и внутренних крамольников, и он уже не надеялся на то, что агнец, принявший на себя грехи всего племени Адамова, дарует ему прощение.

Исповедь Семена оказалась длинной и порой запутанной, но отец Харлам выслушал его внимательно, и грехи отпустил, напутствовав и далее исполнять долг свой не щадя силы и живота своего. Впервые почти за месяц на душе Зализы стало светло и покойно. Он явственно ощутил льющуюся от светлого распятия над алтарем благодать, ощутил добро и любовь Спасителя ко всем, даже самым недостойным его рабам.

— В следующий раз я стану более достойным милости твоей и царствия твоего, — тихо пообещал, осенив себя крестом, Семен, прикоснулся губами к пробитым длинным квадратным гвоздем ступням и вышел из храма.

Ждать друзей-черносотенцев опричник не стал. Все равно Феофан тоже захочет покаяться в содеянном, а значит Василию придется в свою очередь смотреть за конями, а в крепости они уже не в первый раз, не заблудятся. Зализа взял под уздцы лошадь с полонянином и пошел по узкой улочке к допросной избе.

Несмотря на название, допросная изба скрывалась в стене, в комнатах над Тайниковой башней. Разумеется, на плане название башни было другим, поскольку именно под ней скрывался тайный колодец на случай плотной осады, но все окрестные смерды хорошо знали, чем отличается Тайниковая башня от Средней. Оставалось наедятся, что чужеземцам этого секрета никто из людишек не проболтает.

Уздечку коня Зализа хладнокровно отдал молодому стрельцу, попытавшемуся было загородить ему проход, полонянина спустил на землю и толкнул по ступенькам вниз. Витая лестница уходила глубоко вниз, но уже на втором повороте опричник повернул в узкую щель, отворил дощатую дверь и они оказались в допросной комнате.

Сейчас здесь царила тишина и полумрак: солнечный лучик, проникший сквозь узкое высокое окно, пробитое в полутораметровой стене, оказался не в силах разогнать темноты в таком большом помещении.

У стены дед Капитон разбрасывал свежую солому. Судя по тому, что еще непримятые стебли прошлогоднего жита покрывали весь пол, работу он заканчивал.

— Прими, Капитон, — Зализа сильно хлопнул полонянина промеж лопаток. — После обеда подьячего пригласи, допросные листы писать.

— Никак, станишника поймал? — дед повернул к ним лицо. Полупрозрачная русая бороденка, большой нос с глубокими оспинами, оставленная ливонским цепом глубокая вмятина во лбу, над правым глазом, отнюдь не украшали мастера заплечных дел, но работу свою он делал хорошо, без лишней злости, вдумчиво и неторопливо.

— Вот еще, на татей бумагу переводить. Осина да веревка с петлей — вот и все их допросные листы. Этот чужеземец из других будет, чародей иноземный. Запри его покрепче, да снеди дай. Я сегодня еще не кормил.

— Дам, дам, — кивнул Капитон, принимая полонянина. — И сам схожу, Ефпрасинья заждалась ужо. Ну, иди.

Чужеземца повели еще ниже, а опричник стал подниматься наверх. Раз уж он приехал в Копорье, следовало навестить воеводу.

Воевода крепости, Павел Тимофеевич Кошкин, был племянником боярина Кошкина, дочиста разгромившего литовское войско у Дорогобужа, за что Павла Тимофеевича особо отмечал государь и уважали служилые бояре. Сам воевода отличиться ничем пока не успел, но и себя не ронял, честно выполняя долг перед отчизной. Предупрежденный о приезде опричника, он встретил его в дверях, вежливо, как равному, поклонился и пригласил в горницу.

Оказалось, Зализа попал на какое-то празднество: за столом уже сидело шестеро человек: двое стрелецких полусотников, сотник, начальник артиллерийского наряда (черносотенец Архип Моловец из Тулы, иерей ближнего к воеводскому дому храма преподобного Сергия отец Петр) и еще один незнакомый опричнику священник. Судя по тому, что на столе стояли пироги, Семен попал к самому началу застолья.

— Порубежник здешний, государев человек Семен Прокофьевич, — явно для незнакомого Зализе гостя представил его воевода.

После того, как опричник уселся за стол, воевода Кошкин лично отрезал от большой буханки ломоть хлебов передал его Зализе, пододвинул к нему солонку.

— Благодарствую, Павел Тимофеевич, — кивнул Семен, однако этим чествование гостя не закончилось. Вернувшись во главу стола, хозяин взял расписную миску, с опричного блюда наколол два куска залитого густым соусом мяса, передал прислуживающему за столом отроку. Паренек поднес миску Семену, с поклоном произнес:

— Чтоб тебе, государь, кушать на здоровие.

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения, — перекрестившись, произнес перед трапезой краткую благодарственную молитву Зализа.

Оба священника одобрительно кивнули.

— Спокойно ли на рубежах у Невы, Семен Прокофьевич? — вежливо поинтересовался воевода, и Зализа невольно поморщился. Боярин Кошкин подцепил ножом пирог с общего подноса, и повторил свой вопрос: — Так как на рубежах у Невской губы, государев человек.

— Варяги деревеньку сожгли на реке, — со вздохом признал Семен.

— Значит, на Ижорском погосте вместо шестидесяти трех деревень осталось только шестьдесят две… — укоризненно попрекнул засечника воевода. Зализа понял, что о его промахе наверняка уйдет грамота в Разрядный приказ.

— Дурное это место, Павел Тимофеевич, — не столько попытался оправдаться, сколько пожаловался опричник. — Ужо который раз беды с ним случаются. Не даром чухонцы деревеньку сию Землей Мертвых называют. Бают даже, навка там живет, смерть на местных людишек наводит. Ну откуда в наших землях варяги взяться могли?

— Может, свены? — не поверил один из пятидесятников.

— Нет, эти совсем дикие. Доспехи древние, неполные.

— Так это ты против них шуйских вотчинников исполчил, Семен Прокофьевич? — проболтался воевода о том, что успел получить о деяниях Зализы достаточно полный донос.

— Нет, Павел Тимофеевич, — покачал головой опричник, — Не на них. После набега варягов объявились там же на берегу чужеземные колдуны числом более двух сотен, из которых сотня кованной рати, навели на варягов чары, заманили их в сарай, да и сожгли живыми.

Над столом повисла мертвая тишина, а Зализа, наконец-то почувствовавший себя спокойнее, подцепил на кончик ножа «опричное» мясо и принялся его неторопливо объедать.

— Ты исполчил двух бояр против двух сотен латной рати?

— Мы завели их в болота к Невской губе, — покривил душой опричник. — Заплутав, они перебрались на Березовый остров, изгнали свенов и стали там вместо них.

Гости облегченно зашевелились, их настроение явно переменилось в пользу опричника. Воевода сделал знак прислуге, и те унесли блюда с недоеденными пирогами, поставив на их места миски с вареным и жаренным мясом, печеной рыбой и несколькими покрытыми румяной корочкой цыплятами. Зализа подцепил ножом одного цыпленка, прикину на глаз его размер и целиком переложил к себе на широкий хлебный ломоть.