— Так каков же ваш диагноз?

Маура посмотрела на уродливые припухлости, которыми было усеяно тело жертвы.

— Узловатая эритема, — сказала она.

— Причина?

Она пожала плечами.

— Идиопатическая. — Проще говоря, причина была неизвестна.

Костас расхохотался.

— Ну, таких диагнозов можно поставить сколько угодно.

— Я не знаю, как еще назвать это.

— Вот и мы тоже, — сказал Бристол. — Лично меня вполне устраивает узловатая эритема.

Вернувшись к себе в кабинет, Маура еще раз просмотрела отчет по результатам вскрытия Крысиной леди, который надиктовала ранее, и подписала его с чувством неудовлетворенности. Она знала примерное время и причину смерти. Знала, что женщина, скорее всего, была бедной и наверняка страдала из-за своей внешности.

Она посмотрела на ящичек со срезами биопсии, на которой значились имя Джейн Доу и номер дела. Достав один из срезов, она вставила его в микроскоп. В фокусе окуляра появились завитки розового и пурпурного. Это была окраска гематоксилин-эозин. Точечным пунктиром выделялись воспаленные клетки, просматривалось фиброзное кольцо кровеносного сосуда, инфильтрованное лейкоцитами, и это доказывало, что организм сопротивлялся, бросая своих солдат — белые тельца — в бой против… чего?

Где скрывался враг?

Маура откинулась на спинку стула, вспоминая все, что обнаружила во время вскрытия. Женщина без рук и лица, изуродованная убийцей, который забирал не только чужие жизни, но и отличительные черты.

Но к чему ему ступни? Зачем он взял их?

«Убийца, руководствующийся холодной логикой, а не извращенными фантазиями, — думала она. — Стреляет высокоэффективной разрывной пулей. Раздевает жертву, но не насилует ее. Ампутирует кисти и ступни, сдирает кожу с лица. А потом оставляет труп на съедение крысам».

Она опять и опять думала о ступнях. Ампутация ступней выпадала из логического ряда.

Маура достала конверт с рентгеновскими снимками Крысиной леди и прикрепила к экрану проектора пленки с изображением щиколоток. И вновь ее шокировала линия обрыва искромсанной плоти, но ничего нового она не заметила. Никаких зацепок, объясняющих мотивы убийства.

Она сняла пленки, заменив их снимками черепа — фронтальным и латеральным видами. Она вгляделась в лицевые кости и попыталась представить, каким могло быть лицо Крысиной леди. «Не старше сорока пяти, — подумала она, — но верхних зубов ты уже лишилась. У тебя челюсти старухи, кости гниют изнутри, а нос проваливается в расширяющийся кратер. И по твоему телу разбросаны уродливые наросты. Один только взгляд в зеркало мог вызвать боль. А что уж говорить о том, чтобы выйти на люди…»

Она, не отрываясь, смотрела на кости, светящиеся на экране проектора, и вдруг подумала: «Кажется, я знаю, почему убийца отнял у тебя ступни».

* * *

До Рождества оставалось всего два дня, и гарвардский кампус, куда вошла Маура, уже опустел. Перед ней расстилалось снежное поле двора, кое-где отмеченное отпечатками подошв. Она шагала по дорожке, держа в руке портфель и сжимая под мышкой большой конверт с рентгеновскими снимками; в воздухе чувствовался металлический запах надвигающегося снегопада. Несколько мертвых листиков жались, дрожа, к голым веткам деревьев. Кому-нибудь этот пейзаж напомнил бы поздравительную открытку из серии «С Рождеством!», но Маура видела лишь монотонное уныние зимы, от которой уже устала.

Дойдя до Музея археологии и этнографии Пибоди, она обнаружила, что холодная вода уже успела промочить носки и отвороты брюк. Она сбила снег с ботинок и вошла в пахнущее историей здание. Деревянные ступени лестницы скрипели под ногами, пока она спускалась в цокольный этаж.

Первое, что бросилось в глаза, когда она вошла в темный кабинет доктора Джулии Коули, были человеческие черепа — не меньше десятка, — выставленные в ряд на полке. Одинокое окно, расположенное почти под потолком, было наполовину засыпано снегом, и свет, которому удавалось пробиться в помещение, падал прямо на голову доктора Коули. Это была красивая женщина с зачесанными наверх седыми волосами, которые в тусклом свете отливали оловом.

Они пожали друг другу руки — необычное для женщин мужское приветствие.

— Спасибо, что согласились принять меня, — начала Маура.

— Мне не терпится посмотреть, что вы для меня приготовили. — Доктор Коули включила настольную лампу. В ее желтоватом сиянии комната стала намного уютнее. Теплее. — Я люблю работать в темноте, — пояснила она, показывая на цветной экран своего лэптопа. — Так мне легче сосредоточиться. Правда, в моем возрасте глазам приходится тяжеловато.

Маура открыла портфель и достала папку с цифровыми снимками.

— Это фотографии умершей. Боюсь, зрелище не слишком приятное.

Доктор Коули раскрыла папку и замерла, уставившись на снимок изуродованного лица Крысиной леди.

— Я уже давно не была на вскрытии. Вообще-то мне эта процедура никогда не доставляла удовольствия. — Она села за стол и сделала глубокий вдох. — Кости выглядят привлекательней. Во всяком случае обезличенно. Меня воротит от вида гниющей плоти.

— Я принесла и рентгеновские снимки. Может, вы сначала хотите посмотреть на них?

— Нет, мне нужно и на фотографии посмотреть. Прежде всего на кожу. — Она медленно взяла в руки следующее изображение. Оцепенев от ужаса, доктор уставилась на снимок. — Боже, — пробормотала она. — Что случилось с кистями рук?

— Их ампутировали.

Коули изумленно посмотрела на Мауру.

— Кто?

— Убийца, как мы полагаем. Обе кисти были ампутированы. Так же как и ступни.

— Лицо, руки, ступни — вот что я в первую очередь должна видеть, чтобы поставить диагноз.

— Возможно, как раз этот факт и объясняет, почему он уничтожил эти части тела. Но есть и другие снимки, которые наверняка помогут вам. С наростами на коже.

Коули взялась за следующую стопку фотографий.

— Да, — пробормотала она, медленно просматривая изображения. — Это определенно может быть…

Взгляд Мауры скользнул вверх, к черепам на полке, и она подумала: как можно работать в этом кабинете, под вечным взглядом пустых глазниц? Ей вспомнился ее собственный кабинет с цветами в горшках и картинами, изображающими цветы, на стенах — там ничто не напоминало о смерти.

Но Коули предпочла окружить себя доказательствами собственной смертности. Профессор истории медицины, она была одновременно и врачом, и историком — женщина, читавшая мрачные истории жизни по костям их умерших владельцев. Глядя на черепа, выставленные у нее на полке, она видела в каждом историю чьей-то боли. Старая трещина или ратинированный зуб мудрости, или подбородок, пораженный тумором. Плоть уже истлела, а кости по-прежнему могут многое о ней рассказать. И, судя по многочисленным фотографиям доктора Коули, сделанным на местах археологических раскопок по всему миру, она вот уже несколько десятилетий занята поисками таких историй.