Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-а! — задохнулась Ира.
Мартецкий похлопал её по плечу.
— Ядвига шутит, — мрачно сказал он. — Ну и дела… Лера, а как ты узнала, что Беата тебя обставила?
— Вот, как-то узнала, — ответила я, так как каменная статуя, бывшая недавно Валерией Осокиной, утратила дар речи. — А меня она выбрала на роль убийцы. Специально подсунула в руки контейнер с витаминами, когда мы пили чай, чтобы я оставила на нём отпечатки.
— Надо же. А вы-то весь полёт рыскали по салону, всех опрашивали, искали преступника, — усмехнулась Ядвига. — Вы-то что плохого сделали Валерии Владимировне? Почему она решила повесить на вас труп?
— О, у нас старые счёты! Более двадцати лет уже прошло, а моя однокурсница никак не может мне простить одну авантюру. И вот она решила убить двух зайцев — убрать с дороги сексуальную и опасную Беату, а заодно отомстить мне. Да, Лера?
— Молодец, соображаешь, — замогильным голосом отозвалась Валерия. — Только не надо было с тобой связываться. Подставила бы бессловесную Иру, и никаких проблем.
— А-а-а! — всколыхнулась Ира, словно её ударили, и через мгновение затряслась от рыданий.
— Тише, тише, не принимай всё близко к сердцу, — успокоил её Мартецкий. — Змея ты, Валерия!
38. Аэропорт Кольцово. Двое в «мерседесе»
Наконец-то, мне вернули имущество — смартфон, сумку, мой элегантный и удобный чемодан на колёсиках… Я тут же проверила входящие звонки и сообщения, и меня накрыло лавиной нежности: все беспокоились о том, как я долетела, все удивлялись моему молчанию и внезапному исчезновению.
Дочка позвонила три раза и прислала двадцать восемь эсэмэсок. Юмико отправила пять сообщений, подруга Настя — четыре, юристка Света — три, партнёры по работе — восемнадцать. Но самое главное… Самое главное — Константинов позвонил и написал двенадцать раз! Ах!
И я ни разу не ответила.
Меня в это время пытали в застенках.
— Что случилось? Ты жива? Где ты? Я тебя не вижу! — прозвучал в трубке любимый голос. Константинов говорил отрывисто и резко. Ещё бы! Ему пришлось из-за меня поволноваться.
А уж как я из-за него!
— Нас только что отпустили. Иду на парковку, — доложила я в телефон.
Оказывается, Володя приехал меня встречать, и всё это время — долгих четыре часа — нарезал круги по местности или приставал к работникам аэропорта с требованиями выдать ему «его девочку»…
Нас выпустили из офисных помещений через какой-то конспиративный боковой выход. Я из последних сил ковыляла на каблуках и волокла за собой чемодан по мокрому асфальту. Ледяной утренний воздух в одно мгновение превратил меня в сосульку. Надо было захватить с собой шубу. Прямо на трапе самолёта нас встретила суровая и морозная уральская весна, так не похожая на нежную, наполненную благоуханием сакуры, весну в Токио.
Сотрудники «Фармаконики» — теперь их осталось всего четверо — со мной попрощались. Мы были совершенно измучены, поэтому не стали обсуждать произошедшее, а уныло побрели в обход здания на площадь перед главным входом, где располагалась парковка. Каждая клеточка моего тела изнывала от страшной усталости, на меня словно повесили пудовые гири. Силы закончились внезапно — как только стало понятно, что опасность миновала.
Для меня возвращение домой превратилось в нескончаемую одиссею, полную противоречивых чувств и впечатлений. Битва с Геннадием Ивановичем скрутила мои нервы с плотный клубок, упругий, как теннисный мяч. И сейчас этот мяч лихорадочно колотился в груди, поднимаясь к горлу и лишая дыхания.
Но ведь я победила. Извернулась, выскользнула. Я вновь преодолела обстоятельства, смогла доказать подполковнику, что не причастна к трагедии в самолёте.
Не буду думать о несчастной Беате и коварной Валерии. Постараюсь сосредоточиться именно на этом ощущении — я победительница. Иначе сорвусь в чёрную пропасть депрессии.
А прямо сейчас меня ждёт встреча с Володей… Ещё и поэтому пульсирующий огненный комок в моей груди готов взорваться, как шаровая молния. Такое ощущение, что мы не виделись полгода…. И вот через минуту передо мной возникнет родная бандитская физиономия — каменные скулы, выточенный из гранита подбородок, тяжёлый взгляд…
Что мне скажет любимый?
Но самое главное — что я ему скажу?
…Вольдемарушка слонялся вокруг автомобиля с затемнёнными стёклами. Почему-то сегодня он пренебрёг любимым чёрным джипом и сделал выбор в пользу необъятного антрацитового «мерседеса». Если я покрылась коркой льда, пока плелась с вещами до парковки, то Константинов даже издалека пылал жаром: под распахнутой курткой виднелась рубашка с расстёгнутым воротом и массивная голая шея.
Запеленговав цель, Володя издал сдавленный радостный вопль и устремился ко мне.
— Ну наконец-то!
На меня посыпался град поцелуев, я вся уместилась на горячей груди любимого медведя, радуясь, что можно согреться.
— Привет, привет! Как я замёрзла! — простонала я и сунула ледяные ладони за ворот его рубашки, где всё пылало жаром африканской пустыни.
— Ты замёрзла, а я соскучился, — сказал Константинов. — Какая же без тебя тоска! Давай в машину. Нет, постой, дай-ка ещё разок чмокну, — и он снова вцепился в меня своей фирменной медвежьей хваткой. В такой момент самое главное не шевелиться, замереть, а то хрустнет позвоночник…
На пассажирском сиденье меня ждал огромный букет роз.
Как романтично!
Что всё это значит?
И как мне реагировать?
Вспомнить слова Юмико, произнесённые под сенью нежно-розовой сакуры: всё забыть и любить дальше?
Смогу ли я любить по-прежнему?
Как ни странно, но, видимо, да. Я смотрела на Константинова, и чувствовала, что сердце разрывается от любви. Плевать на шикарную блондинку. Она мне больше не конкурент.
Лучший конкурент — мёртвый!
— Почему вас так долго не выпускали? У вас там что-то произошло?
— Да, трагедия. Одна девушка отравилась. Беата, — медленно произнесла я и украдкой взглянула на Константинова.
Тот выезжал на магистраль, пропуская поток с главной дороги. Уже рассвело, огромный промышленный город, весь залитый свинцово-серым туманом фабричных выбросов, проснулся с глухим ворчанием и ропотом.
— Беата? — удивился Володя. — Надо же! Второй раз за три месяца мне встречается это имя. А я-то думал, оно редкое.
— У тебя есть знакомая по имени Беата?
— Да, — просто ответил муж, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Кстати, это и тебя касается, — добавил он совершенно спокойно.
— В смысле? — похолодела я.
Сейчас он скажет, что влюбился, потерял голову, что его свела с ума эта сногсшибательная блондинка… И он ничего не может с собой поделать. А все нежности в аэропорту и букет роз — по привычке. Галантный жест перед расставанием…
— Как же это меня касается? —