Не ответив, полицейский заглянул в салон, рассмотрел Коррин, проверил заднее сиденье и наконец спросил:

— Кто свистит?

— Это мотор, сэр, — вмешалась Коррин, не дожидаясь, когда заговорит Мур. — Клапан верхнего сальника прохудился. Мы как раз едем в автосервис, чтобы починить.

— К… клапан верхнего сальника?

— Да, — с железной уверенностью кивнула Коррин. — Клапан сальника. Верхнего. Ну, вы поняли.

После недолгой паузы полицейский почесал в затылке и произнес:

— На вашем месте я устранил бы эту неисправность, и как можно быстрее. Вы нарушаете общественный порядок.

— Спасибо. — Девушка мило улыбнулась. — Мы все починим. Прямо сейчас. Сами знаете, как оно бывает с этими клапанами.

— Ну да. — Полицейский проводил взглядом отъезжающий седан, не спеша оседлал мотоцикл и задумчиво пробормотал под нос: — Проклятье, а где он вообще находится, этот клапан верхнего сальника?

В пути Коррин заметно разнервничалась.

У Мура был двухэтажный дом в пригороде, окруженный газоном с двумя-тремя деревьями, и еще у него был Банджо — здоровенный пес, не осознававший своих размеров. Однажды он увидел пекинеса и укоренился в заблуждении, что сам он тоже диванная собачка. В одном из колен его покрытой мраком родословной отметилась колли, а посему Банджо был чрезвычайно шерстист и в совершенстве владел уникальной способностью линять круглый год. Это монструозное создание галопом выбежало из-за дома, углядело седан и мгновенно просчитало все ходы наперед.

У Банджо имелись собственные представления насчет автомобилей. Они двигаются; эрго, они живые, и теперь его хозяин, очевидно, стал пленником одного из этих диковинных существ. С отвагой, достойной поистине великих целей, Банджо бросился вперед и вонзил зубы в автомобильную покрышку.

Шина отозвалась грозным шипением, и Банджо, вмиг растеряв всю храбрость, поджал хвост и ретировался под сень крыльца, где и остался лежать, свернувшись в клубок, подрагивая и поскуливая.

Негромко и монотонно ругаясь, Мур выбрался из машины, которую оставил у тротуара, после чего переместил багаж на крыльцо и препроводил Коррин к парадному входу. Дверь им открыл скелет, нашедший где-то лист пергамента и бессистемно завернувший в него свои дряхлые кости. Скелет откликался на фамилию Питерс, а его имя — если у него вообще имелось имя — затерялось во мгле десятилетий. В хозяйстве Мура Питерс исполнял функции дворецкого, слуги, разнорабочего и мастера на все руки, а последние сорок лет только и делал, что старился, причем самым неопрятным образом. По меньшей мере двадцать лет из этих сорока его с нетерпением ожидали на том свете, и Мур не без оснований подозревал, что по выходным Питерс прогуливается под окнами похоронных контор и корчит потешные рожи их владельцам.

— Ха, — сказал Питерс не без злорадства, — вижу, у вас колесо спустило.

Коррин с удивлением уставилась на него, но старик явно обращался не к ней.

— Да, — ответил Мур, — спустило. Чертов пес прогрыз.

— Я починю, — пообещал Питерс, а затем взглянул на девушку и внезапно сошел с ума: впалый беззубый рот затрясся, морщинистое лицо с негромким похрустыванием разъехалось в ужасающей ухмылке, и дворецкий звучно закудахтал по-куриному: — Ну и ну! Мисс Коррин! Глазам не верю, вот это сюрприз!

— Сюрприз? В смысле? — холодно осведомился Мур. — Вы же знали, что она приезжает в гости.

Но Питерс, чьи скелетные кости содрогались от старческого веселья, проигнорировал столь грубую попытку остудить его пыл.

— Ха! — приговаривал он. — Давненько не виделись, мисс Коррин, давненько, и вы совсем не та, что раньше!

— А вы, — ответила Коррин, — ни капли не изменились.

Сокрытый в ее реплике юмор едва не добил старика. Вконец обезумевший, он эксцентрично заплясал вокруг чемоданов, то и дело присвистывая и всплескивая руками. Оставив Питерса наедине с его восьмидесятилетними причудами, Мур проводил Коррин в комнату, прилегавшую к прихожей.

Супруга Мура — миниатюрная Сьюзан, все еще красивая, но несколько склонная к полноте и истерии, — рассеянно раскладывала пасьянс. Она утверждала, что ничего не смыслит в алгоритмах, на которых зиждится мир, хотя в совершенстве овладела алгоритмом приготовления пищи; однако по-настоящему многосложные концепции — вроде пылесоса, радиоприемника или пасьянса — никогда не укладывались у нее в голове. Но сегодня, несмотря на карточную неразбериху, Сьюзан не сплоховала и поприветствовала Коррин гостеприимной улыбкой.

Когда обмен любезностями подошел к концу, Сьюзан принюхалась и радостно воскликнула:

— Ой, фиалки! Это мне?

— Хочу тебя кое о чем спросить, Сьюзан, — сказала Коррин. — Ты слышишь что-нибудь необычное?

— Необычное? Нет, — помотала головой Сьюзан, — ничего необычного. А что?

— Даже свиста не слышишь?

— А, свист, — просияла Сьюзан. — Свист я слышу. Но что в нем необычного? Самый заурядный свист.

Коррин закрыла глаза, отдышалась и наконец сумела выговорить:

— Тебе известно, откуда он исходит?

— Нет. А тебе?

Мур, недовольный таким поворотом беседы, хотел было вмешаться, но обернулся, когда за спиной у него раздались пренеприятнейшие щелчки и похрустывания. Стоя на пороге комнаты, Питерс манил хозяина рукой.

— Вы не могли бы хрустеть потише? — раздраженно спросил Мур, приблизившись к дворецкому. — Такое впечатление, что где-то неподалеку петарды взрывают.

— Да-да, именно такое впечатление, — согласился Питерс, с довольным видом созерцая узловатые костяшки пальцев. — Я набрал для вас ванну.

На мгновение Мур озадачился: какую еще ванну? Но тут его осенило.

— Ах, ванну, — обтекаемо сказал он. — Но разве я просил набрать мне ванну?

— Еще и соли добавил, — соблазнял его Питерс. — Для ванн. Очень много соли.

— Господи боже, ну с какой стати я сейчас полезу в ванну? — спросил Мур.

— С такой, что от вас сильно пахнет, — ответил Питерс, окончательно разрешив спор.

Стараниями Сьюзан ужинали в приличном обществе: супругу Мура всегда беспокоил незамужний статус Коррин, поэтому она, пользуясь случаем, пригласила к столу молодого человека по имени Стив Уотсон, вполне подходящего на роль жениха. Этот выдающийся образчик американской молодежи с его раскатистым сердечным хохотом и слабостью к зеркалам никогда не вызывал у Мура особенно теплых чувств.

Кто-то впустил Банджо в дом. Спустившись вниз, вымытый и выбритый Мур столкнулся с мастодонтовой псиной; в припадке слепой любви Банджо набросился на ошалевшего хозяина и едва не сбил его с ног.

— Лежать, черт тебя дери, — злобно пробурчал Мур. — Взял бы уже да сдох. Брысь!

Но Банджо не понял намека. В мохнатую тварь как будто вселился демон: пес гарцевал вокруг Мура на задних лапах и принюхивался изо всех сил, пока хозяин не схватил его за ошейник и не вышвырнул в ночную тьму под громкий протестующий скулеж.

После этого Мур привел в порядок свою одежду и отправился к остальным. Коррин и Стив Уотсон вели оживленную беседу, а Сьюзан с блаженным видом сидела в углу и любовалась этим зрелищем.