– Дело не в том, хуже я или лучше. Просто я не герой, и все!

– Откуда ты знаешь? Волшебник, которого ты так любишь, и тот точно не знает. Да и кому быть героем? Не Бугаю же в самом деле. Разве герои бывают немые?

– Бугай не немой, – машинально возразил Эрик, но это было проигнорировано.

– Или, наверное, ты хочешь, чтобы героем оказался Джерри, да?

Молодой барон не очень понял, почему имя их товарища было произнесено с таким презрением, но с не меньшим удивлением обнаружил, что, если по-честному, то нет, он не хочет видеть героем Джерри...

– Но я быть героем тоже не хочу.

Это был больше ответ на собственные мысли, но пропустить такое Элли, разумеется, не могла. «Ну и придурок!» – она оставила при себе, но и вслух выступила довольно резко:

– А кем хочешь? Покойником?

– Не заметил, что выбор здесь у всех именно такой, – Эрик, как известно, умел огрызаться, но эскалация конфликта девушке была не нужна, и она тотчас затеяла очередной маневр:

– Милый, я же не про сейчас говорю. Дела серьезные творятся, мало ли как оно повернется... Да и не пойму я, чего ты так противишься? И кстати, а кем ты хочешь быть?

В такой редакции вопрос ставил Эрика в тупик. Если без ругани, что ответить? Он всегда хотел быть рыцарем. Или думал, что хочет. Или, еще точнее, ему сызмальства предписывалось стать рыцарем, и другие варианты он просто не рассматривал. Между тем (и он это признавал) его поведение в Сонной Хмари не вполне соответствовало рыцарским стандартам, а причиной была как раз Элли... Но если не принимать это во внимание, как в общем-то хотелось, что тогда? Все-таки в рыцари подаваться? Но ведь герой – это и есть рыцарь, только очень крутой...

Элли правильно оценила затянувшееся молчание и сказала, как будто подводя итог:

– Ну вот видишь! Ничего тебе не мешает.

Эрик нисколько не чувствовал себя убежденным, но спор вроде как проиграл. Странное ощущение, неприятное. Однако не начинать же канючить по новой.

– Может, и не мешает. Только зачем вообще куда-то лезть? Пока не все ли равно? А там поди волшебник сам разберется, кто есть кто.

Вообще говоря, Элли надеялась не касаться данного вопроса. Легко было объяснить, зачем это нужно было ей, и куда труднее придумать, зачем ему... Но заговорила она без промедления, уверенно:

– Милый, неужели ты так ничего и не понял? Это чтоб на ветках сидеть, все равно, кто герой. Но потом может оказаться поздно, место займут... А «потом» обязательно наступит. В одном волшебник точно прав: мы попали в историю, и герой в ней – главный человек. Он всегда на виду, его все уважают, ему достаются слава, деньги... – Элли чуть не ляпнула «его любят девушки», но вовремя остановилась. – Скажи, что в этом плохого?

– Ничего. Ровным счетом ничего, кроме того, что самые увесистые тумаки и шишки тоже достаются ему. И потом – кто эти все, о которых ты говоришь? Я вижу одного волшебника.

– Да? А когда мы бежали, ты не заметил черных магов и светоносцев? Как думаешь, они-то зачем в нашу дырень заявились? Скажу тебе: им тоже нужен герой!

– Ага, – Эрик невесело рассмеялся. – Особенно приспешникам Черного. Давай-ка угадаем, что они с ним сделают: факел в задницу вставят или просто пошинкуют, как капусту!

– То-то они много народа пошинковали!

– Чего? – Эрик прямо опешил. – Элли, да ты в своем уме? По-твоему, нам стоило подождать и послушать, чего черные скажут? Ежели так, то ты того... слезай вон с дерева да послушай, чего тебе оборотни расскажут!

Начинать новый круг препирательств Элли не хотела, хотя в душе была уверена, что выслушивать надо все предложения. Но, главное, она чувствовала: на сегодня уже достаточно, большего все равно не добьешься, а посему пора сворачиваться.

– Ой, ну не лезь ты в бутылку все время! Да, не с кем сейчас разговаривать, некого слушать. Но помнить-то надо. И о черных. И о светоносцах, которые служат тому же Добру, что и твой волшебник. И о том, что героем быть лучше, чем тем, кто за ним всякую лабуду таскает... – Элли старалась говорить безразлично и устало, а тут весьма правдоподобно зевнула: – Ладно, давай лучше спать.

Раскочегарившегося Эрика идея не порадовала, а что поделаешь? Он, правда, позволил себе мрачно пробурчать:

– А утром, значит, подойду я к старику и скажу: «Я тут давеча подумал, и по всему выходит – героем-то мне быть!» Так, что ли?

Но Элли свое дело знала, и ответа он так и не дождался.

* * *

Однако выступил бы Эрик поутру с эпохальным сообщением или все-таки стушевался, так и осталось невыясненным, поскольку ночью произошли кое-какие, прямо скажем, малоприятные для наших товарищей события. И виной тому стали два обстоятельства, к которым прекрасно подходит определение «разгильдяйство». Во-первых, Бьорн Скиталец заснул на вахте. Конечно, его несколько извиняли преклонный возраст, отсутствие, как казалось, реальной угрозы, внешняя (в лесу) и внутренняя (в собственных мозгах) неподвижность, но... Не должен волшебник спать на боевом посту. Ни под каким соусом. Даже Черный Властелин, умудрившийся обделаться тысячей разных способов, ни разу в своей истории ничего важного не проспал. Причем Бьорн сознавал трудности бессменного дежурства, но не назначил других караульных, пребывая в твердой уверенности, что любой из его юных безответственных компаньонов всенепременнейше заснет, и вот сам же облажался... А во-вторых, гномья принцесса манкировала однозначным приказом Бьорна и не стала привязываться к веткам. Она тоже была свято уверена, будто никак не сможет спать на этом жестком, бугристом, во всех отношениях дурацком дереве. Да и вообще, что за дичь – самой себя связывать? Фин не сомневалась: ни одна особа королевских кровей никогда так не поступит – несовместимо это с августейшим достоинством.

Но, разумеется, здоровый молодой организм в течение весьма непродолжительного времени справился со всеми досаждающими мелочами, веки смежились, мысли замедлили свой ход до нуля, и Фин преспокойно отправилась в объятия Морфея, ничуть того не заметив. При этом спала она крепко, можно даже сказать, прочно, почти без шевелений. Но только почти... И если в первые несколько смен положений, хоть и балансировала на грани, все же не рассталась со своим спальным местом, то очередная попытка перевернуться на бок и устроиться поуютнее, закончилась неизбежным – центр тяжести покинул пределы ветви, и Фин сверзилась.

Проснулась она еще в полете, но расстояние до земли было недостаточно велико, чтобы успеть издать вопль ужаса, а шлепок от падения на мягкий мох – не слишком громким, оглушающим только для непосредственного участника. В результате кроме волколаков никто и не встрепенулся. Впрочем, они тоже отреагировали осторожно, явно подозревая какой-то подвох – лишь один оборотень, ближайший к эпицентру происходящего, поднялся на лапы, вышел из-за ствола, за которым прятался, и напряженно уставился на гномиху, готовый скорее к бегству, нежели к нападению... Фин тем временем довольно споро приняла вертикальное положение, оперлась спиной о могучий ствол дуба и, приведя органы зрения в рабочее состояние, засекла волколака. Понятно, что сейчас было бы самое время ей заорать, но поскольку боевой топор тоже упал с дерева и махануть им как следует вроде ничто не мешало, она промолчала. Из гордости, конечно. Дескать, всего-то один волчара – не повод позориться и звать на помощь.