«Кермоуд. Кузина».

– Господи боже! – вырвалось у Кори. – Эта сучка Кермоуд состоит в родстве с семейством, которое выжимало все соки из города.

– Вы о чем? – спросил Уинн.

Кори шлепнула по документу тыльной стороной ладони:

– Бетти Кермоуд. Эта ужасная тетка, которая возглавляет «Высоты». Она в родстве со Стаффордами – ну, теми, кто владел плавильнями в Роринг-Форке во времена бума. Невероятно!

И только тут она поняла свою ошибку. Уинн Марпл вытянулся во весь рост и заговорил осуждающим тоном школьной учительницы:

– В этом городе мало найдется людей лучше и обходительнее, чем миссис Кермоуд.

Кори поспешно сдала назад:

– Извините. Я просто… я хочу сказать, что по ее милости я очутилась в тюрьме… я не знала, что она ваш друг.

Ее неловкое извинение вроде бы сработало.

– Да, я понимаю, что вы на нее в обиде. Но я могу за нее поручиться, как за себя самого. Нет, правда. Она замечательный человек.

Он снова подмигнул девушке.

«Ну и молодец». Пять часов поисков впустую, а теперь выходит, что она, не получив ничего, должна встретиться с этим козлом? Кори понадеялась, что свидание можно укоротить до самой малости и провести его в таком месте, где Тед никогда, ни за что их не увидит. А еще лучше в последний момент сказаться больной. Именно так она и сделает.

Кори посмотрела на часы. Нет, в этой свалке бумаг она никогда не найдет того, что ей нужно. В первый раз она подумала о том, что взяла на себя непосильную задачу. Возможно, Пендергаст был прав. У нее и так уже достаточно материала для блестящей работы.

Она встала.

– Нет, ничего из этого не получается. Я, пожалуй, пойду.

Уинн проводил ее до выходной двери.

– Жаль, что вам не повезло. Но по крайней мере… – Он снова подмигнул. – Мы хотя бы познакомились.

Нет, ей определенно придется сказаться больной.

Кори сглотнула.

– Спасибо за помощь, Уинн.

Он подался к ней. Слишком близко подался.

– С моим удовольствием.

Кори вдруг замерла. Что это такое она почувствовала на своей заднице? Его руку. Она сделала полшага назад и повернулась, но рука последовала за ней, как щупальце осьминога, и чуть сжала ее ягодицу.

– Если вы не возражаете, – раздраженно сказала девушка и оттолкнула его руку.

– Ну… нам так или иначе предстоит свидание.

– И вы думаете, что это позволяет вам хватать меня за задницу?

Уинн посмотрел на нее смущенным взглядом:

– Но… я просто по-дружески. Я думал, вам это понравится. Я хочу сказать, что ведь не каждый день встречаешься с членом олимпийской сборной, и я подумал…

Его последнее плотоядное подмигивание переполнило чашу. Кори напустилась на него:

– С членом олимпийской сборной? Вы когда в последний раз смотрели на себя в зеркало? Если посмотрите, то увидите лысеющего глуповатого неудачника с животом-тыковкой. Да если бы вы были последним мужчиной на земле, я бы и то не пошла с вами на свидание!

С этими словами она повернулась, схватила пальто и вышла, ударившись о холодный воздух, как о стену.

Уинн Марпл сел за стол. Руки его дрожали, дышал он часто и неглубоко. У него в голове не укладывалось, как эта сучка с ним поступила, причем после того, как он ей помогал, не жалея сил. Одна из этих чокнутых на феминизме баб: ее невинно, дружески похлопаешь по попке, а она вон чего тебе в ответ.

Уинн был в бешенстве, он настолько вышел из себя, что кровь барабаном стучала у него в ушах. Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться, после чего он взял телефон и набрал номер.

В гостиной своего дома в «Высотах», где в камине горели кедровые поленья, Бетти Браун Кермоуд повесила трубку антикварного телефона. Несколько минут она сидела не двигаясь, глядя через панорамное окно на горы и обдумывая возникшую проблему. Ее зять Генри Монтебелло сидел в старинном кресле по другую сторону камина. На нем был костюм-тройка, белоснежная рубашка оттеняла галстук-бабочку ручной вязки с рисунком в «индийский огурец». С видом скучающего патриция Монтебелло рассматривал свои ногти. Сквозь окно внутрь проникали слабые солнечные лучи.

Кермоуд обдумывала проблему еще около минуты, потом снова взяла трубку и набрала номер Даниэля Стаффорда.

– Привет еще раз, моя дорогая, – раздался суховатый иронический голос.

Кермоуд не очень любила говорить со своим братом Даниэлем, но такие понятия, как «любовь» или «беспокойство», не играли никакой роли в тех узах, что объединяли семейство Стаффорд. Это были денежные узы, и они-то и определяли все семейные отношения. Поскольку Даниэль был не только главой семейного траста Стаффордов с активами в два миллиарда долларов, но и одним из двух управляющих партнеров семейной инвестиционной компании, управлявшей активами в шестнадцать миллиардов долларов, миссис Кермоуд считала его близким человеком. Очень близким. Ей никогда не приходило в голову спросить себя, любит она этого человека или нет.

– Ты говоришь со мной по громкой связи? – спросил Стаффорд.

– Здесь рядом Генри, – ответила Кермоуд и, помолчав, продолжила: – У нас проблема.

– Если ты о новом пожаре, то он, слава богу, случился не в «Высотах». Это на самом деле замечательно – таким образом внимание от «Высот» отвлекается. Нам теперь нужен третий пожар. Где-нибудь еще подальше. – Он сопроводил это ироническим смешком.

– Ничего забавного тут нет. И вообще я звоню не по этому поводу. Я звоню потому, что эта девчонка – Кори Свенсон – обнаружила, что между Стаффордами и Кермоудами есть родственные связи.

– Ну, я бы не сказал, что это государственный секрет.

– Даниэль, она проникла в архив Гризуэлла и накопала старые документы, имеющие отношение к шахтам, дробилкам и плавильням. Старые документы.

Молчание. Потом ее кузен изящно выругался.

– Что-нибудь еще? – Голос его теперь звучал не так беззаботно.

– Нет. По крайней мере, пока.

Снова молчание.

– Она что, умелый следователь?

– Она настоящий терьер: как вонзит во что-нибудь свои зубки, так уж челюсти не разожмет. Правда, похоже, что пока она не установила связь, но если и дальше будет копать – непременно найдет.

Еще одна длительная пауза.

– Я думал, что все документы удалены.

– Усилия были предприняты колоссальные, но этот архив – настоящая свалка. Мы могли и пропустить что-нибудь.

– Понятно. Да, это и в самом деле проблема.

– Ты накопал на нее и на других какую-нибудь грязь?