— Если что-то просочится?.. — тихо спросил ван Дамм.

— Как обстоят дела в Израиле? — Эллиот посмотрела на Скотта Адлера.

— Я сказал им, что проблема в высшей степени щекотливая, но…

— Брент, свяжись по телефону с их министром иностранных дел и предупреди его, что, если они поднимут шум до моего обращения к делегатам ООН, их ждут серьезные неприятности.

— Хорошо, господин президент.

— Что касается лиц, принимавших участие в этом совещании, отсюда никакой информации просочиться не должно. — Замечание президента было явно адресовано тем, кто сидел у дальнего конца стола. — Совещание закончено.

Райан собрал бумаги и вышел в коридор. За ним тут же последовал Маркус Кабот.

— Когда ты научишься не открывать рот, Джек?

— Послушайте, директор, если мы надавим на них слишком сильно…

— То добьемся своего.

— По-моему, это — неверный и глупый шаг. Да, мы добьемся своего. Пусть на это уйдет несколько лишних месяцев, но они все равно согласятся. Бессмысленно угрожать им.

— Президент хочет, чтобы все было сделано в соответствии с его пожеланиями. — Кабот повернулся и пошел прочь.

— Хорошо, сэр, — ответил Джек ему в спину.

Дискуссия была закончена.

В коридор вышли остальные. Талбот кивнул Райану и подмигнул. Никто больше даже не посмотрел в его сторону. Потом Адлер о чем-то пошептался со своим боссом и подошел к Райану.

— Удачная попытка, Джек. Несколько минут назад тебя едва не вышвырнули с твоего поста.

Эти слова изумили Райана. Неужели в его обязанности не входит говорить то, что он думает?

— Послушай, Скотт, если мне нельзя выражать свою…

— Да, нельзя. Нельзя возражать президенту — по крайней мере этому. Твое положение в правительстве недостаточно высоко, чтобы убедить его в том, что он ошибается. Брент хотел было сказать именно это, но ты опередил его — и проиграл. Более того, заставив президента занять непримиримую позицию, ты не оставил Талботу возможностей маневрировать. Так что в следующий раз лучше помолчи.

— Спасибо за поддержку. — В голосе Райана прозвучала обида.

— Да пойми же, Джек, ты сам все испортил. Ты высказал правильные соображения, но выбрал ошибочную форму. Пусть это будет тебе уроком. — Адлер помолчал. — Между прочим, босс высоко оценил твою деятельность в Эр-Рияде. Если научишься молчать, когда требуется, сказал он, цены тебе не будет.

— Ну что же, и на том спасибо. — Адлер был совершенно прав, и Райан понимал это.

— Ты сейчас куда?

— Домой. Сегодня мне нечего делать в Управлении.

— Тогда поехали с нами. Брент хочет поговорить с тобой. Пообедаем у меня в кабинете. — Адлер повел Райана к лифту.

* * *

— Ну, а ваше мнение? — спросил президент, все еще сидя за столом.

— Мне кажется, что все развивается как нельзя лучше, — ответил ван Дамм. — Особенно если удастся осуществить это перед выборами в конгресс.

— Да, завоевать еще несколько мест было бы недурно, — согласился Фаулер. Первые два года его администрации прошли тяжко. Проблемы с бюджетом, усугубленные экономическими трудностями, которые никак не могли выровняться, усложнили осуществление его программ. В результате его стиль управления страной сопровождался в основном не восклицательными, а вопросительными знаками. Предстоящие выборы в конгресс, намеченные на ноябрь, станут первым пробным камнем и продемонстрируют, насколько новый президент популярен — или непопулярен — в стране. Первые результаты опроса населения оказались крайне неопределенными. Традиционно партия президента обычно теряла несколько мест в конгрессе, но Фаулер не мог себе этого позволить. — Жаль, конечно, что придется оказать давление на израильтян, но…

— С политической точки зрения это окажется выгодным… если удастся заключить договор.

— Удастся, — откликнулась Эллиот. — Надо только не опоздать, и тогда к шестнадцатому октября договор будет утвержден сенатом.

— Ты очень честолюбива, Лиз, — заметил Арнолд. — Ну ладно, мне пора за работу. Если позволите, господин президент…

— До завтра, Арни.

Фаулер подошел к окнам, выходящим на Пенсильвания-авеню. Обжигающие волны августовского зноя колыхали воздух над тротуарами и мостовыми. На противоположной стороне улицы, в сквере Лафайета, виднелись два лозунга сторонников антиядерного движения. Фаулер недовольно фыркнул. Неужели эти глупые хиппи не понимают, что атомные бомбы ушли в историю? Он повернулся к своему помощнику по национальной безопасности.

— Пообедаешь со мной, Элизабет?

— С удовольствием, Боб, — улыбнулась доктор Эллиот своему боссу.

* * *

От увлечения брата наркотиками осталась только одна полезная вещь — деньги. Он оставил после своей смерти почти сто тысяч долларов — в старом потрепанном чемодане. Марвин Расселл взял деньги и переехал в Миннеаполис, где купил хорошую одежду, пару приличных чемоданов и билет. Среди многих полезных навыков, которые он приобрел в тюрьме, было то, как должным образом изменить не только имя, но и весь свой образ. Сейчас у него было три варианта, включая паспорта, о которых не было известно полиции. Кроме того, в тюрьме его научили, как стать незаметным. Купленные им костюмы были приличными, но не бросались в глаза. Он приобрел билет на рейс, который, по его расчетам, будет полупустым, и сэкономил таким образом пару сотен долларов. Оставленные братом деньги — 91 тысяча 545 долларов — нужно было растянуть на длительное время, а он знал, что жизнь там, куда он направляется, дорогая. В то же время жизнь там и очень дешевая, хотя и не в финансовом выражении. Однако давным-давно Марвин понял, что воин должен быть готовым и к этому.

Во Франкфурте он сделал пересадку и полетел на юг. Будучи умным и дальновидным человеком, Марвин однажды, года четыре назад, принял участие в чем-то вроде международной конференции. Ради этого он принес в жертву один из своих паспортов и созданный соответственно ему образ. На этой конференции Марвину удалось установить несколько полезных контактов, но самое главное — он узнал, как в случае необходимости связаться с нужными ему людьми. Международное сообщество террористов отличается крайней осторожностью и недоверием. И понятно почему — ведь против них сконцентрировали свои силы все организации правопорядка. Он так и не узнал, насколько ему повезло: из троих, с кем он сумел установить контакт, за одним давно следили, а еще двоих — членов «Красных бригад» — незаметно арестовали вскоре после конференции. Однако Расселл воспользовался одной из явок, еще продолжавших функционировать. Этот контактер направил его в Афины на встречу за ужином, где его подвергли проверке и допустили к дальнейшему прохождению по тайным каналам. Расселл поспешно вернулся в свой отель — местная пища ему не нравилась — и сел, терпеливо ожидая звонка. Сказать, что он нервничал — значит не сказать ничего. Несмотря на всю свою природную осторожность, Марвин знал, насколько он уязвим. У него не было даже карманного ножа, чтобы защитить себя — путешествовать с оружием было слишком опасно, — и любой полицейский, опознавший его, мог без труда пристрелить Марвина. Что, если канал, по которому его направили, находится под наблюдением полиции? Если это так, то его арестуют прямо в отеле — или заманят в хитро поставленную ловушку, из которой ему вряд ли удастся спастись живым. Европейские полицейские далеко не так строго соблюдают конституционные права, как их американские коллеги, — но эта мысль исчезла едва возникнув. Разве агенты ФБР проявили милосердие к его брату?