Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И здесь мы по уши в дерьме! Никому до нас дела нет.
Проходят долгие часы томительного ожидания, пока мы не получаем просто деревянное подобие коек с соломенными тюфяками.
За двумя одеялами пришлось топать самому, как потом и за обедом. Сегодня нас кормили куриным супом, всего-то пару ложек, так, для вкуса.
В этом богом забытом месте нужно полагаться исключительно на себя. Будешь сидеть, разинув рот, — ничего не получишь.
Ругаюсь и про себя, и вслух, но это дела не меняет.
В 15 часов заваливаюсь спать.
Мой сосед приносит мне ужин и даже угощает кофе из своей фляжки. На ужин два бутерброда со смальцем — один побольше, другой поменьше, зато мяса вдоволь.
И пиво нам тоже выдали, но почти не пил, потом только глотнул чуть шнапса.
После еды меня потянуло в сон, и спалось куда лучше, чем предыдущей ночью.
Перебираюсь в другую палату. Ухода за нами никакого, но вот жратва получше.
На Новый год каждому достается по здоровенному куску жареной гусятины. А вечером выдают печенье, что косвенно подтверждает слухи о том, что сборный пункт для раненых придется освобождать. Вообще слухи ходят самые экзотические. О том, например, что наши войска отступают по всему фронту. О том, что Нальчик вот-вот придется оставить, о том, что полевую почту перебросят в Армавир, и так далее.
В общем, тихая паника.
Вслух мы это не обсуждаем, однако многое свидетельствует о том, что все пресловутые слухи — правда.
Из окна нашей палаты изумительный вид — я помню его еще по моему первому пребыванию здесь.
И погода стоит прекрасная. Солнце пригревает почти по-летнему, снег тает, хоть и выпало его совсем немного. Если сидеть у окна, кажется, что весна пришла. Обходов почти не бывает, поэтому среди больных много и таких, кому уже самое время возвращаться на фронт.
Вот уже несколько дней всех раненых отправляют в Минеральные Воды, а то и вообще отпускают на все четыре стороны. Те, кого отпускают, получают весьма обильный сухой паек. Ничего, мол, с ними не сделается, сами доберутся в свои части.
Сегодня доходит очередь и до меня — меня осматривают, а потом определяют, что я подлежу отправке на транспорте.
Собираю то немногое, что у меня осталось, и готовлюсь к отбытию. Вчера вечером нас побаловали — выдали 200 г французского шоколада. Я и конфет успел отложить.
Около полудня наша санитарная машина отъезжает. Сидим в ней впритык, теснотища, как в гробу. Сначала проезжаем совсем немного, потом машина надолго останавливается.
И такими темпами до самых Минеральных Вод, все 23 километра. Дорога забита автоколоннами.
Значит, не зря говорили, что мы отступаем. В Нальчике все важные здания приказано взорвать.
Мы довольны, когда, наконец, после долгих мучительных часов прибываем в Минеральные Воды на распределительный пункт раненых.
Но рано мы радовались. Когда после долгого ожидания нас все же принимают, нашим глазам предстает удручающее зрелище. В немногих свободных палатах только деревянные койки, по сути, каркасы, да соломенные тюфяки. В сравнении с этим Пятигорск — чуть ли не курорт.
И вот нас человек 100 набилось в огромный нетопленый зал. Ни коек, ничего.
И опять же, никому до нас дела нет, мы брошены на произвол судьбы. Неужели здесь некому о нас позаботиться? Нам пообещали протопить печи в этом зале. В конце концов меня вместе с еще 41 человеком сунули в какую-то комнатенку.
Наконец, мы получаем и ужин — хлеб, консервы, сигареты. Налетай!
Но мне есть отчего-то не хочется, съедаю только немного колбасы, а потом ложусь на койку. Причем если у тебя действует только одна рука, взобраться наверх (койки двухэтажные) не так просто.
Дожевывая остатки шоколада, засыпаю после всех невзгод этого дня.
Поездка во вспомогательном санитарном поезде в Днепропетровск
Ранним утром нас готовят к погрузке в состав. Каждый норовит влезть в очередь первым. Первыми вносят лежачих раненых.
После многочасового ожидания, уже где-то к полудню, и я покидаю это негостеприимное лечебное учреждение. До ближайшей железнодорожной станции пешком, а там уже стоит длинный, наспех собранный санитарный поезд.
Не сразу нахожу место в вагоне, в который приходится забираться по приставной лестнице. На 25 человек всего 20 тюфяков, разумеется, соломенных, и почти все уже заняты.
Хоть это и непросто, но мы все же отыскиваем местечко. Мы — это я и мой товарищ Бартоломеус Замм, прозванный «Иисусом» из-за успевшей отрасти бороденки. И место это в самом конце вагона.
Устраиваюсь между двух соломенных тюфяков, накрываюсь одеялом, и даже это неудобство идет мне на пользу. Одеял, к счастью, здесь хватает. Куда труднее распихать свое барахлишко.
Шинель и летнее обмундирование использую в качестве подушки, остальное пихаю к стенке вагона. Мне крупно повезло — среди ниток оказалась и пара иголок. Ну вот, кажется, все разложили и сами улеглись, поезд может отправляться. Но он и не думает отправляться.
В качестве санитаров нам определили едущих на родину отпускников. Нам достался Йозеф. В обязанности Йозефа входит таскать посуду и все остальное.
Все, что есть в этом вагоне, — две круглые металлические печи да кучи угля. Стало быть, хоть околевать от холода не придется.
Ну, еще вдобавок к этому несколько тазов, кастрюль, чашек и глубоких суповых тарелок.
Вскоре мы заскучали от этого бесконечного ожидания и решили лечь спать. Наконец нам принесли поесть. У Бартеля котелок, у меня фляжка, так что мы выручили друг друга.
В конце концов я все же каким-то образом задремал, потому что, проснувшись, услышал перестук колес поезда.
Вероятно, было уже довольно поздно, когда началась наша поездка. Как там мои ребята из разведроты?
Так вкратце выглядела 6-дневная поездка в санитарном поезде…
Кормежка.
Кормежка была, в целом, неплохой, питание организовывали на крупных железнодорожных станциях, где подолгу стояли. Тогда нашему Йозефу приходилось попотеть, хотя ему обычно помогал кто-нибудь из ходячих раненых.
Обед был вполне приличным. Мы с Бартелем ели из одного котелка. Правда, еду мы получали нерегулярно.
Хлеба и колбасы давали вдоволь, колбасы, например, 250 г в сутки. Я не все съедал, а вечером только колбасу без хлеба.
Когда мы прибыли в Днепропетровск, оказалось, что у нас в запасе аж три нетронутые буханки хлеба. Те, кто нуждался в диетическом питании, получали его.