— Короче, Робинзон сказал, что надо приволочь сюда Алика, Лиса и этого Секача, допросить как следует, может, они и мочканули Генерала, чтоб без него свои дела делать. После него встал Копыто — и давай уже на Робинзона гнать! Завинил его в том, что он хотел Копытову малую под Секача подложить, потом придавить и на Секача же все свалить, чтоб через это всех ребят Месхиевых к ногтю прижать. Взяли в оборот Цепня, он один из уральских на сходке был; Цепень и сознался, что хотели так сделать. Тут же встают Гришка Месхиев со своими парнями — и давай из глушилок пулять! Завалили Робинзона, Цепня, Робинзонова отбойщика да водилу. Они и валяются там, в зале. Я очканул сильно, под стол ушел, так и остался…

4

Трупы спецперевозкой милиционеры отправили в морг, Дорофеева — на Петровку, 38, хозяина ресторана оставили грустить над произведенным в зале разгромом, а сами вернулись в город. Александр Борисович Турецкий пребывал в хорошем настроении, потому что его подопечный Марк Майер жив и действует.

Конечно, Александр Борисович нисколько не сомневался в том, что так называемый разбор полетов последует непременно. Он допускал также, что майор Николаенко все будет валить на следователя Генпрокуратуры, и не осуждал его за это. Майор привык глушить ворье сразу и без лишних дискуссий. Все было бы проще, не останься после неоконченного сходняка трупов…

Впрочем, неприятности, если им суждено случиться, начнутся не раньше завтрашнего дня. А пока можно расслабиться, порадоваться за везунчика Майера и попить кофейку. После бессонной ночи и пережитых на Трехгорке волнений началась обратная реакция — неумолимо клонило в сон.

Предупредив свое появление коротким стуком в дверь, на пороге кабинета Турецкого возник Олег Величко.

— Можно, Александр Борисыч?

— В армии был? — с веселой агрессивностью спросил Турецкий.

— Не минула чаша сия.

— Так вот, в армии говорится: можно Машку за ляжку, а у нас есть глагол «разрешите».

— Что это вас потянуло на лексикон защитного цвета?

Олег расценил треп старшего коллеги как своеобразное приглашение и вошел.

— Всего час назад общался с конкретными людьми, у которых камуфляж и очень убедительные автоматы. Кофе будешь?

— Не отказался бы, но…

— Что — но?

— Сейчас начнете расспрашивать, я, соответственно, разговорюсь и, боюсь, когда все скажу, вы меня своим кофейником треснете по башке.

— Ну-ка давай. Уже интересно!

Турецкий подал Олегу чашку, пригубил из своей и устроился поудобнее в черном офисном кресле.

— Александр Борисович, я — лопух! — заявил Величко.

— Смело! Чистосердечно! — одобрил Турецкий. — И возможно, не лишено оснований.

Величко вздохнул и промолвил:

— Помните Кононова, Александр Борисыч? Ну того счетовода из дурацкой этой секты?

— Да, помню.

— Убрали его…

— Та-ак. Каким образом?

— Очень интеллигентно: сверхдоза наркотика в вену. Можно подумать, что сам себя, но я чувствую, что он не из тех людей, что склонны к самоубийству. Правда, эти сектанты опоздали, он многое успел мне рассказать, даже то, из-за чего, собственно, его убили.

— И что же это?

— Понимаете, как только я начал заниматься церковью «Путь истины», не мог отделаться от какой-то двойственности. Вот прихожу, спрашиваю, смотрю — вроде нормальная восточная секта, читают там свои сутры, медитируют, в позы йоговские садятся, ну все как у индийских людей. К другим придешь — совсем другое, колются, бормочут заклинания, шлемы с электродами на голову надевают. И знаете, что оказалось? В трех сектах-филиалах из пяти наставники приехали не из Японии, а из США. В трех сектах-филиалах из пяти часть собранных денег и ценностей уходила не в Японию, а в Америку. Я поинтересовался — там тоже есть филиал, в нем тоже работают японцы, но подходы к молебствиям разные. Скажем так, электронно-психотропная вера больше присуща выходцам из американского филиала. Прослышал я также и то, что в японском центре, где сидит сам верховный учитель Като, зреет намерение отделить американцев, скажем так, от истинной веры…

— Раскол?

— Да, что-то вроде. Когда я на это наткнулся, кому-то стало горячо, потому что пришли ко мне сегодня утром посетители и предложили гонорар за то, что дальше Москвы мое следовательское любопытство не пойдет.

— Это вы взятку так мило называете, Олег?

— По большому счету это, конечно, взятка, но парни обещали, что никакой прокурор не подкопается — это будет именно гонорар за хорошую работу.

— И велик ли гонорар?

— Пять тысяч долларов.

— Надо брать, — без тени улыбки сказал Турецкий.

— Шутите?

— Серьезно говорю. Если взятка придет легальным каналом, никто не мешает деньги взять, а сделать по-своему.

— Сколько хотите за совет, Александр Борисыч?

— Примерно столько же, сколько за молчание.

Олег хмыкнул:

— Шутите, значит. Вам от Майера привет…

— Что?

— Мы повидались с ним часа три тому.

— Где он?

— Теперь, наверное, далеко…

— Величко! — повысил голос Турецкий. — Я вас внимательно слушаю!

— Докладываю. Когда вы выехали по делам, он мне позвонил и сказал, что хочет встретиться и передать информацию. Договорились и встретились в пивнушке на «Бауманской». За пивом он сказал, что сегодня после обеда вылетает в Германию чартерным рейсом в компании… э-э, сейчас… в компании с Лисовским и Аликом.

— За каким чертом он туда поперся?!

— Он сказал, что должен сопровождать груз до логического конца путешествия, потому что не смог выяснить, кто на том конце цепи… Это его буквальные слова. Сказал еще, что во всей операции с плутонием задействован какой-то немец, причем не какой-нибудь полугангстер, как наши, а некий чиновник.

— Это не оперработник, а хулиганствующий подросток! — воскликнул в сердцах Турецкий. — Лисовский там сдаст его в два счета! Подожди! Как же он уедет? Кто его выпустит?

Осторожно поставив на стол пустую чашку и мечтательно глядя в потолок, чтоб не встречаться взглядом с Турецким, Олег молвил:

— А он, когда документы в секретке получал, от вашего имени попросил открыть ему визу.

— Та-ак. — Турецкий нервно барабанил пальцами по столешнице. — И вы, Олег, конечно, это одобряете!

— Во всяком случае, не осуждаю.

— Ну ладно, пусть только вернется! Получит! — негромко прорычал Александр Борисович и после небольшой паузы добавил задумчиво: — Если, конечно, самого раньше не попрут за злоупотребления, по служебному несоответствию…