уходим обратно на Дорогу. Я думаю, их так называют потому, что это как с тракта свернуть. В этот раз сворачиваем как-то часто, обычно Аннушка старается дольше не выходить на срезы, так быстрее и безопаснее.

— Тяжелее обычного в этот раз, — ответила она, когда я спросил. — Дорога всегда жрёт силы, но сейчас как сама машину толкаю. Прав Лейхерот, что-то не то творится с Фракталом. Опять глойти непруха: только-только начало у них дело налаживаться, профсоюз, биржа найма на Терминале, всё такое, а тут снова с Дорогой нехорошо. Они и так на пределе сил работают, любая дополнительная нагрузка — и посыплется снова караванный бизнес.

— Зато новый, через кросс-локусы выиграет, — оптимистично возразил я.

— Если Фрактал начнёт сыпаться, солдат, то и с кросс-локусами станет кисло. Это же одна структура, по сути.

— А кристаллы, которые у меня в рюкзаке, типа всех спасут?

— Легче станет, наверное. Когда-то один маяк Чёрного города держал всю торговлю. Это мощные штуки.

— И дорогие?

— Бесценные.

— Значит, можем и неприятностей огрести?

— Да легко. Четверть века назад за последние кристаллы бились так, что весь Мультиверсум трещал. В общем, не советую ими размахивать. Сунем в маяк, включим, запрём его и смоемся, потому что включённый маяк отовсюду видно. Многим станет интересно, как так вышло и нельзя ли отжать себе, так что драпать придётся с дымом из-под колёс.

Новый «зигзаг» — плотная дымка висит над раздолбанной дорогой, полуобрушенная эстакада железнодорожного пути с одиноким брошенным вагоном на ней, нездорово пылающий не то закат, не то рассвет над всем этим. Из-за тумана багровое солнце кажется неприятно огромным, нависающим и зловещим. Так себе местечко, обычно Аннушка выбирает дороги получше.

— Узкое место топологии, — пояснила она. — Срез говённый, трасса убитая, погода дрянь, туман этот вечный, дубак… Но объезжать сильно дольше. Сядешь за руль, я подремлю пока? Зигзаг длинный, чуток отдохну. Только не гони, ладно?

— С ума сойти, — удивляюсь я, вылезая из машины, — Аннушка просит не гнать!

Снаружи холодно — пожалуй, чуть ниже нуля. Местами на обочинах лежит полурастаявший снег.

— Я серьёзно, солдат, дорога хреновая, яма на яме, видимость никакая, пробьём колесо — больше времени потеряем. Ох, — добавила она, потягиваясь, — всю жопу отсидела!

Мы меняемся местами, я аккуратно разгоняюсь километров до сорока в час и понимаю, что да, это предел. Дорога скользкая, жижа местами схвачена льдом, а там, где стоит вода, скрыты ямы. Туман вроде не особо густой, но видно в нём метров на сто, не дальше. В слякоти есть следы колёс, как попутно, так и встречно. Кто-то тут ездит. Хотел спросить у Аннушки, есть ли в срезе аборигены, но она уже спит, привалившись головой к стойке. Не стал будить, включил печку, чтобы не замёрзла.

Ответ на вопрос «Кто тут катается?» ждал меня впереди — на обочине стоит колонна из десятка машин. Пикапы с большими прицепами, грузовики — по нынешним меркам, как я понимаю, караван немалый. Поравнявшись, вижу, что люди вышли, скучковались возле одной из машин и что-то активно, на повышенных тонах, обсуждают, размахивая руками. Я пытаюсь сообразить, надо ли нам выяснить, что происходит, или просто проехать мимо, но Аннушка, почувствовав, что я сбросил скорость, просыпается, смотрит в окно и командует: «Стоп».

— Что-то случилось? — Слон сзади тоже проснулся.

— А вот сейчас и узнаем, — она решительно вылезает из кабины и, ёжась от холодного воздуха, направляется к людям.

Что тут скажешь? Женщина с активной жизненной позицией. За то и люблю.

Мы со Слоном, разумеется, не оставляем её одну, и, растолкав караванщиков, я вижу, что у машины стоит совершенно феерический персонаж: растерянно улыбающийся пожилой хиппи с торчащими во все стороны дредами, на вид удолбанный в хлам.

— Камон, гайз, — говорит он неуверенно, — я ж не спецом. Ну, что вы агритесь? Ну, такая вот фигня, что ж мне порваться теперь?

— Да ты охренел, укурок! — орёт на него пожилой мужик с дробовиком на плече, — и так еле тащимся всю дорогу, сроки летят, а теперь ещё и это! Я тебе сейчас мозги-то прочищу!

— Да дай ты ему в глаз! — советует кто-то сзади. — Ишь чего удумал!

— Точно, — поддерживает его товарищ, — мы из-за этого урода деньги терять не хотим!

— Так, в чём беда, купечество? — спокойно, но авторитетно спрашивает Слон.

Голос у него такой командирский, что все сразу замолкают.

— Вот в этом утырке беда, — нехотя сообщает пожилой караванщик. — А вы, собственно, кто?

— Слон я. Потому что большой, добрый и с хоботом. Не могу проехать мимо чужих проблем. И что натворил этот неформал?

— Говорит, что не может дальше вести караван! Сил, мол, не хватает! Предлагает бросить половину машин! С грузом! Ну, не охренел, а?

— Да вмажь ему уже! Сразу силы появятся! — снова предлагает его агрессивный коллега. — Надо было рассчитывать, когда на караван вставал!

— Но, гайз, — разводит руками хипарь, — ну, что вы, как неродные? Когда отправлялись, тянул, норм тянул, без проблем. А потом как будто груза кто подкладывает, каждый перегон всё тяжелее и тяжелее. Я не жаловался, тащил…

— Скажи лучше «тащился»! — зло комментирует кто-то. — Еле ехали!

— Ну, блин, как мог! А теперь всё, народ, не могу. Ну, что вы шумите, я же не виноват!

— Он не виноват, — сказала громко Аннушка, и внимание переключилось на неё.

— Проблема не в глойти, а в самой Дороге, — продолжила она. — Мы тоже еле едем.

— А вы кто, дамочка? — спросил главный караванщик.

— Я Аннушка, курьер.

— Та самая… Та самая… — послышались шепотки сзади.

Экая у меня женщина знаменитая! Каждый раз удивляюсь.

— И что нам делать прикажете? — мрачно смотрит на неё караван-баши. — Не лучшее место, чтобы доживать тут остаток дней.

— Бросайте машины, вывозите людей. Потом вернётесь порожняком и заберёте.

— Да ты офигела? — спросил кто-то. — А груз? Растащат ведь!

— Уверяю вас, в ближайшее время всем будет не до чужих грузов, свой бы довезти. Оставьте записки в кабинах, мол