На третий день пути главный плотник остановил нас и велел сооружать хижины. Он нашел несколько подходящих деревьев и решил построить каноэ. Мне он объяснил, что после того, как мы покинем реку, нам придется достаточно много ходить, а потому следовало передвигаться пешком только в случае крайней необходимости.

Не успели мы распорядиться о постройке и разрешить неграм сложить поклажу, как они тут же принялись за дело. Хотя они и были связаны, но управлялись так ловко, что просто поразительно! Мы дали части негров свободу, то есть совсем развязали их, заручившись клятвой в их верности, данной князьком. Одних мы приставили помогать плотникам, и они после нескольких указаний работали очень ловко; других мы послали выяснить, нет ли поблизости продовольствия. Трое из них вернулись и принесли вместо еды два лука со стрелами и пять копий. Нелегко было выяснить, откуда они это добыли. Только и удалось понять, что в каких-то хижинах они обнаружили негритянок (мужчин там не было) и нашли там эти луки и копья; при этом женщины и дети убежали, завидев наших негров, точно от разбойников. Мы очень разгневались и приказали князьку спросить, не убили ли они кого-нибудь из женщин и детей. Но они утверждали, что невиновны, и мы их простили. Тогда они по знаку их черного князька подали нам луки, стрелы и копья. Мы тут же вернули им луки и стрелы, позволив вновь отправиться на поиски дичи. При этом мы разрешили им обороняться: если кто-нибудь нападет на них, выстрелит или захочет применить насилие, они вправе убить его. Но они не должны пытаться убить или ранить того, кто предложит мир или сложит оружие; также ни при каких обстоятельствах они не могут трогать женщин и детей. Таков был наш воинский устав.

Не прошло трех-четырех часов с момента ухода этих трех парней, как один из них прибежал без лука и стрел, еще издали крича: «Окоамо! Окоамо!» – что, как видно, означало: «Помогите! Помогите!»

Остальные негры торопливо поднялись и по двое, как могли, бросились к товарищу узнать, в чем дело. Никто ничего не понимал. Князек выглядел так, словно приключилось что-то недоброе, а часть наших взялись за оружие, чтобы на всякий случай быть наготове. Но все догадались, в чем дело, увидев, как четверо негров тащат огромный кусок мяса. Оказалось, что ушедшие с луками и стрелами повстречали на равнине большое стадо и изловчились убить трех оленей. Это была наша первая добыча за весь путь, и мы досыта наелись. А еще мы убедили князька поесть мяса, приготовленного по-нашему, после чего подданные последовали его примеру – до этого они ели мясо практически сырым.

Мы жалели уже, что не захватили с собой больше луков и стрел, когда имели такую возможность. Мы настолько доверяли нашим неграм и так привыкли к ним, что часто отпускали их, или бóльшую их часть, несвязанными. Мы были уверены, что пленники нас не оставят, ведь без нас они не сумеют отыскать нужное направление. Только одно дело мы решили не доверять им: зарядку мушкетов. Они по-прежнему думали, что в мушкете сидит небесная сила, которая посылает огонь и дым, производит ужасающий шум и убивает на расстоянии, стоит нам только ей это приказать.

Приблизительно за восемь дней мы закончили постройку трех каноэ. В них мы погрузили белых, поклажу и черного князька с несколькими пленными. Мы сочли полезным, чтобы несколько наших всегда находились на берегу, – не только для того, чтобы управлять неграми, но и чтобы защищать их от врагов и хищных зверей. Во время этого перехода случилось множество мелких происшествий, описанием которых невозможно перегружать рассказ. В частности, теперь мы встречали больше хищных зверей, чем прежде, увидели нескольких слонов и двух или трех львов – прежде они нам вовсе не попадались. Наши негры боялись хищников гораздо больше, чем мы, главным образом потому, что у них не было ни луков со стрелами, ни копий – обычного вооружения, владеть которым они обучаются с детства.

Но мы излечили их от страхов тем, что всегда были с огнестрельным оружием наготове. Правда, мы хотели сберечь порох, да и убивать этих животных нам было ни к чему, так как их шкуры слишком тяжелы для переноски, а мясо не годилось в пищу, поэтому мы решили не заряжать мушкеты, а делать только холостые выстрелы. Хищники, даже львы, вздрагивали, завидев вспышки, отбегали и немедленно оставляли нас в покое.

Здесь, в верхней части реки, мы прошли мимо многих поселений и при этом практически через каждые десять миль встречались с новой народностью. У каждой из них был свой язык, по крайней мере сильно различающиеся наречия, так что друг друга туземцы не понимали. Во всех селениях, особенно в прибрежных, было множество скота. А на восьмой день этого второго речного плавания мы наткнулись на негритянское поселение, обитатели которого выращивали злак вроде риса, очень сладкий на вкус. Получив его от туземцев, мы сделали превосходное тесто, развели костер и, когда он погас, испекли на углях превосходный хлеб. С тех пор мы не нуждались решительно ни в чем.

Негры тянули каноэ, и мы двигались хорошим ходом – по нашим подсчетам, не меньше двадцати или двадцати пяти английских миль в день. Река была широкой и достаточно глубокой, но на десятый день мы наткнулись на водопад. Обломки скал перегораживали русло реки, и вода ниспадала по ним с одного яруса на другой – это был, в сущности, целый каскад водопадов, только пороги отстояли подчас на добрую четверть мили друг от друга. Шум воды был здесь глухой, ужасающий.

Казалось, нашему речному передвижению решительно пришел конец. Но когда трое моряков вместе с двумя неграми взобрались на холмы, чтобы осмотреться, то обнаружили, что всего в полумиле русло реки судоходно еще на изрядное расстояние. Мы тут же взялись за работу, выгрузили поклажу и вытащили каноэ на берег, чтобы выяснить, удастся ли нам перенести их.

Испытание показало, что они очень тяжелы, но наши плотники, потратив на работу целый день, срубили с бортов столько дерева, что они оказались намного меньше, плавать же в них было не хуже, чем прежде. Когда работа была закончена, десять человек подняли одно каноэ на шесты и без всякого труда понесли его. Мы приставили к каждому каноэ двадцать человек, чтобы они сменяли друг друга. Таким способом мы перенесли наши лодки и снова спустили их на воду, а затем перетащили поклажу и погрузили ее в каноэ. Со всем этим мы управились быстро и на следующий день рано поутру вновь отправились в путь. После того как мы прошли еще четыре дня на буксире, пушкарь, бывший нашим лоцманом, стал замечать, что мы идем не совсем точно по выбранному направлению, что река несколько отклоняется на север, и об этом он, как полагается, сообщил нам. Как бы то ни было, мы не могли лишаться преимуществ водного передвижения, по крайней мере до тех пор, пока не будем к этому принуждены. Мы поплыли дальше, и река пронесла нас миль еще дюжин пять. Но затем, пройдя устья впадавших в нее ручьев и речек, мы заметили, что река стала сужаться и мелеть, а под конец превратилась в ручей.

Все же мы двигались вверх по реке, пока каноэ были в состоянии плыть. Мы шли так еще два дня, в общем же по последнему участку реки мы поднимались около двенадцати дней, облегчив лодки тем, что вытащили из них всю поклажу, которую отдали нести неграм. Самих же себя мы старались не утруждать, сколько это возможно. Но к концу этих двух дней воды в реке оставалось столько, что даже лондонский ялик[47]не мог бы в ней плыть.