Вдохновленный своими мыслями, пан Бронивецкий даже привстал на стуле. Немедленно надо раздобыть деньги и получить документы. Это дело одного дня. А потом в машину и назад, в Краков. Там, глядишь, к осени в Риме уже примут решение и вот она — кафедра, вот он — почет и уважение, вот она — заветная цель всей жизни и поле для беззаветного служения. Пан Бронивецкий закрыл глаза и представил себя на кафедре с писанием в руке, словно Фома на амвоне церкви святого Иакова. Это видение повергло его в благоговейный трепет, так что он даже забыл о том, что собирался отправить письмо в Рим.

— Нет, нет, рано еще праздновать победу, — тут же прошептал он, — снова возвращаясь к ноутбуку. — Решающие события еще впереди и надо набраться сил, чтобы преодолеть все тяготы и испытания, которые мне посылает небо…

«…Или преисподняя», — предательски шепнул ему внутренний голос.

* * *

Оставив Вадима в беседке, Алька поднялась к себе. В голове у нее уже зрел план. Она любила планировать, составлять комбинации, высчитывать шансы и обдумывать ходы. Все это доставляло ей удовольствие, но особенное удовольствие она испытывала, когда ее планы воплощались в жизнь, а сложные многоходовые комбинации приводили к успеху. Это у меня от отца, думала она, забираясь в маленькую неудобную ванну, появившуюся в доме Серафимы Ивановны только год назад в бывшей кладовке. А вот интерес к живописи — от матери. Гены… Алька блаженно откинулась назад, насколько это было возможно, и тут же вспомнила, что забыла в комнате сумку с шампунями, пеной и прочими банными аксессуарами, которые она так придирчиво выбирала, мотаясь по всему городу.

— Вот блин, — ругнулась она, раздраженно озираясь по сторонам. Выбор в бабкиной ванной был невелик. Алька протянула руку в сторону полки с шампунями и мылом. Поколебалась и выбрала пластиковый флакон с самой привлекательной этикеткой. — Модум, — прочитала на обороте. Внизу значился адрес компании. — Отечественный, — разочарованно прошептала она, но привередничать не стала.

Алька смело подставила ладонь, вылив на нее ярко-красное содержимое. Запах ей понравился, да и сам шампунь оказался не хуже импортного.

— Во, блин, научились делать, — воскликнула она, с наслаждением вдыхая запах натуральных арома-масел.

* * *

Переводить с латыни Григорию еще никогда не доводилось. Он хорошо знал польский, мог читать и немного говорить по-английски, но латынь никогда не входила в круг его интересов. Порывшись в интернете и осознав, что взялся отнюдь не за простое дело, он решил все же, что при удобном случае попросит Бронивецкого выполнить полный перевод документа, а заодно попытается порасспросить его о цели визита в Беларусь. Вряд ли он скажет правду, но попытка, как говорится, не пытка. Постараюсь сам навести его на разговор о поисках Апостолов и посмотреть на реакцию. Бронивецкий хладнокровием и выдержкой не отличается, так что, может статься, хоть чем-нибудь выдаст себя.

— Апостолы, Апостолы… — задумчиво пробормотал Григорий, снова оборачиваясь к портрету Доминика. — Знал бы он, какую кашу заварил. — В комнате уже начали сгущаться сумерки, и на портрете можно было разглядеть только лицо последнего представителя Несвижской линии Радзивиллов. Было оно все таким же безмятежным, каким его видел художник много лет назад, когда писал этот портрет.

«А ведь и я мог стать жертвой этой истории», — продолжал размышлять Григорий, сидя в пол оборота к столу. Он вспомнил, как лихорадочно хватал ртом воздух, будучи зажатым осыпавшимся грунтом в галерее, ведущей из замка к давно исчезнувшей браме; как изо всех сил пытался выпростать руку, чтобы дотянуться до откатившегося в сторону фонаря, а другой сжимал найденный здесь же, в тоннеле, шестиугольный амулет с отполированным до блеска камнем в середине (который позже так и сгинул где-то в больнице, пока Гриша лежал в беспамятстве); как кричал, не слыша своего крика; и как потом из окружавшей его темноты возникло лицо, теперь светящимся овалом проступавшее на портрете. И тут же он вспомнил о Франце, который в тот злополучный день как нельзя кстати оказался неподалеку. Вполне вероятно, что он следил за ними, следил, чтобы удостовериться, что они ничего не найдут. Или же найдут? Столько лет прошло, все, кого он знал по подземным приключениям, давно обзавелись семьями и позабыли о поисках сокровищ. Только Франц все эти годы не переставал разыскивать новые факты, ползать по подвалам и окрестностям замка и донимать Григория расспросами. Только он верил в то, что рано или поздно Золотые Апостолы Радзивиллов предстанут перед ним в свете фонаря. Правда, лет пять назад он тоже поутих, остепенился, перестал заходить. И вдруг снова! Что же спустя столько лет заставило Франца вновь взяться за поиски Апостолов? Видимо, есть какая-то новая информация, и эта информация, очевидно, заслуживает самого пристального внимания.

Перегруженный догадками и разволновавшийся от всех этих мыслей, Григорий вышел на крыльцо и остановился, вглядываясь в сумерки. Немного погодя он увидел Серафиму Ивановну, поливавшую свои грядки и тихонько что-то напевавшую.

— Добрый вечер! — крикнул он ей и махнул рукой.

— А, вечер добрый, Гриша, — откликнулась та. — Вот решила огурчики полить.

— Так гроза же была, — удивился он.

— Что гроза… Гроза только пыль прибила, а земля — погляди, совсем сухая.

— А внучка где?!

— Ушла со своим новым знакомцем, — ответила старушка.

— Каким? — уточнил Григорий.

Серафима Ивановна остановилась и посмотрела на него сквозь листву.

— Как с каким? — удивилась она. — Милиционером этим, что к тебе все ходит. Надушилась, нарядилась и ускакала. К ужину сказала не ждать. Он хоть приличный или прохиндей?

Григорий даже рассмеялся.

— Островский? Да нормальный мужик, только суетливый немного. Впрочем, у них там в милиции все такие. Работа накладывает свой отпечаток.

— Замуж бы не выскочила, — философски заметила Серафима Ивановна. — Или еще чего…

— Ну, это вы зря переживаете, — успокоил ее племянник. — Вадим человек порядочный, да и возраст у него уже не подростковый. А замуж Алька рано или поздно все равно выскочит, так уж у нас заведено.

— Пусть сначала институт закончит. Второй курс ведь только. Родители ее мне потом все кости перетрут с хреном.

— Не перетрут, — засмеялся Григорий. — Альке палец в рот не клади, откусит по локоть.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила Серафима Ивановна. — Видел-то ее еще дитем, а тут и недели не пообщались.

— Мне одного взгляда достаточно, чтобы мнение о человеке составить. Она жениха сама себе выберет и вас не спросит.

— Это точно, — согласилась бабка.

Поговорив еще немного с Серафимой Ивановной, Григорий запер дом и отправился к Францу. Ему не терпелось переговорить с ним. «Посмотрим, что скажет этот старый плут, — думал он, с наслаждением вдыхая напитанный запахом цветов воздух. — Пожалуй, припру его к стенке. А что, чем черт не шутит, вдруг этот его камень действительно может привести к тайнику с Апостолами? Франц — мужик недалекий, сам может и не разобраться. С другой стороны, надо быть с ним осторожным. Кто его знает, что там у него на уме. Не зря же он в тюряге сидел».