class="p1">Я приоткрыл глаза и обвел мутным взглядом окружающее меня пространство. Шок от увиденного заставил распахнуть глаза на всю ширь. Память тут же вернулась туда, откуда, казалось, исчезла, и я с ужасом начал рассматривать... самого себя! Точнее, свое практически обнаженное тело, на которое какой-то хрен в этот момент наносил последние мазки белой, светящейся в наступившей темноте, краской. Лицо тоже было разукрашено неизвестными мне рунами. Да и узнал я себя только по высоченному росту и золотистой макушке. Ну и... я единственный среди присутствующих был белым. Первой мыслью было, что я каким-то образом снова оказался един со своей кошкой, но, немного напрягшись, все же не смог заметить посторонних мыслей, которые тогда присутствовали, да и изображение было четким и цветным.

К моему телу подошла та дрянь, которая вырубила ударом по голове в своем доме, и поднесла к губам чашу с дымящимся содержимым. Судя по всему, тем же самым, которым накачали меня в камере до этого.

— Выпей это, муж мой, — проворковала она, улыбаясь, глядя, как я послушно глотаю эту, совершенно точно одурманивающую меня, жидкость. Внезапно девка словно почувствовала мой ненавидящий взгляд и резко развернулась, глядя прямо мне в глаза. При этом ее глаза мерцали серебристым светом, а по губам блуждала мерзкая улыбка. — Не надо меня так ненавидеть. Поверь, после проведения обряда, ты сможешь вернуться обратно, — она кивнула на мое тело и провела ладонью по обнаженной груди. Я содрогнулся, словно почувствовал прикосновение своей сущностью, насильно отделенной от тела. — У тебя будет небывалая власть мужа Верховной жрицы, тебе понравится, я уверена. Ты — избран, ты прошел инициацию, тебя принял мой народ, тебя принял сам Упулере. Я верила в тебя, и ты справился. И тебе ничего не будет угрожать, во всяком случае, пока я не рожу дочь, которая сможет однажды занять мое место. — И она откинула голову назад и рассмеялась. Затем кивнула трем полуголым девицам, чьи тела были бесстыдно выставлены напоказ, а темная кожа блестела в свете затухающей луны, словно была натерта маслом. Они подхватили меня под руки, заставляя подняться, и куда-то повели. Их обнаженные груди и бедра то и дело касались моей кожи, и тогда я понял, что их действительно обильно натерли маслом.

Моему духу ничего не оставалось, как следовать за телом, беснуясь от ярости и невозможности хоть что-нибудь сделать.

Вышли мы в полукруглую комнату, с огромными окнами, которые открывали обзор со всех сторон. Посреди комнаты стоял алтарь, а в одном из окон я заметил огромную толпу людей, стоящих на улице. Люди что-то завывали в такт непрекращающейся барабанной дроби, и вообще, создавалось ощущение, что они находятся в непонятном трансе, в который их загонял то ли бой невидимых мне барабанов, то ли зелье, подобное тому, которым меня пичкали уже, похоже, довольно продолжительное время. Кто его знает, может же так случиться, что их всех угостили по бокальчику в честь свадьбы Верховной жрицы.

Пока мы шли в эту комнату, ночь сменилась предрассветными сумерками, которые в свою очередь начали быстро наполняться светом лучей встающего солнца.

Девушки оставили меня неподалеку от алтаря, и я так и стоял истуканом, тупо глядя прямо перед собой.

И тут боковая дверь распахнулась, и в комнату ввели Назарову! Из одежды на ней была лишь краска, которой весьма живописно расписали ее обнаженное тело. Она шла, не сопротивляясь, по всей видимости, то зелье здесь довольно популярно. Но вот когда ее начали укладывать прямо на алтарь, покрытый белоснежными цветами, я так задергался, пытаясь вернуться в свое тело, что у меня едва это не получилось. Но мои попытки обрести контроль были замечены, и одна из девушек тут же выпоила мне еще пойла, от которого взгляд полностью расфокусировался, и я начал сам себе напоминать юродивого, только слюну пустить осталось.

Разложив Назарову как того требовал ритуал, девушки встали напротив самых больших окон и, вскинув руки вверх, начали петь. По мере пения, в комнате начали нарастать потоки магии. Они закручивались в спирали и окутывали поющих жриц, словно в кокон из заворачивая. По этим магическим спиралям то и дело принялись пробегать искорки огня в тех местах, где их касались солнечные лучи. Песня набирала обороты, и когда достигла пика, все три девушки вспыхнули, превратившись в живые факелы. Так вот зачем их так обильно полили маслом. Комната наполнилась отвратительным запахом горелого мяса, но, несмотря на то, что боль должна была быть просто невыносимой, девушки все продолжали петь, раскачиваясь в едином ритме, словно не замечая того, как сгорает их плоть.

Люди на улице встретили это отвратительное и одновременно завораживающее в своей безумной жестокости действие яростными экзальтированными криками, которые даже перекрывали бой барабанов.

Генитсоа появилась в тот момент, как тела жриц рассыпались прахом, который подхватил ворвавшийся в комнату ветер и вынес наружу, развеивая над площадью.

— Упулере доволен, — торжествующий голос Верховной жрицы разнесся по комнате и по площади, усиленный магией. — Он одобряет мой выбор и дарит вам нового Верховного жреца и моего супруга! Да свершится ритуал!

Как только я понял, что сейчас произойдет, то сразу же успокоился. Я убью ее. Как только смогу обрести контроль над телом, так сразу же и убью. Да, скорее всего, погибну сам, но Ольгу все равно в тот момент будет уже не вернуть. И я сам себе не прощу ее гибели, не говоря уже про ее дядю, который мне вполне ощутимое сожжение устроит, и начнет и хорошей такой прожарки яиц, если мне хватит ума вернуться в Российскую империю живым, в то время, как его племянница погибнет на алтаре какому-то грязному языческому божку.

Я не собирался отворачиваться и принял решение смотреть на расправу над Назаровой до конца, вот только я почему-то недооценил всей подлости сложившейся ситуации. Но меня оправдывает в какой-то мере тот факт, что я, являясь православным христианином, не обязан знать языческих ритуалов.

— Возьми этот ритуальный кинжал, муж мой, и принеси в жертву Великому Богу Солнца эту девушку. Окропи наше брачное ложе ее кровью, и после этого сделай меня своей! — я могу все понять, даже ритуальную консумацию, хотя сомневаюсь, что сумел бы, находясь в незамутнённом рассудке, осуществить хоть какое-то соитие, для этого все же требуется определенный настрой. Но вот так, сначала убить свою подругу, своим же оружием, а затем в луже ее крови...

Но пальцы на руке этого истукана, в которого меня превратили, сжали