– Буду рада, – любезно откликнулась я. – Тем более что уже проклевывается традиция – у меня как раз постирушка развешена. Жду...

Через полчаса в дверь позвонили. Я открыла и впустила его в прихожую.

– Понятно, зачем ты пришел, – обреченно вздохнула я. – В принципе ничего не имею против. Погибнуть от руки такого незаурядного мужчины... Большая честь! Предпочитаю, правда, быть убитой в комнате.

– Как тебе угодно...

Я провела его в комнату и включила верхний свет.

– Позволь все-таки перед смертью как следует тебя рассмотреть. Чтобы на том свете в очередной раз не обознаться... Присядь для удобства, при таком росте да в стоячем положении осмотр затруднителен.

Он без возражений уселся в кресло, посматривая на меня со своей легкой, такой знакомой и такой обаятельной усмешкой. На нем был серый пиджак с кожаным воротничком, белая рубаха и очень красивый галстук. Чего лукавить, вид неотразимый!.. Хотя по-прежнему не мой тип... Покорясь судьбе, я подумала, что о смерти в таких романтических обстоятельствах можно только мечтать...

– Ну и как? – спросил он. – Разглядела? Тогда выключи, пожалуйста, свой юпитер, мы не на съемке.

Я исполнила его просьбу и пристроилась в кресле напротив. Неординарная ситуация напрочь запечатала мне уста.

– А ты намного красивей, чем я думал, – сказал он с улыбкой. – Хорошо, что раньше не разглядел.

– Это почему же?

– Наверняка выкинул бы очередную глупость, попытавшись увидеться еще раз. Тебе в такой статуарной позе удобно?

– Имею право встретить смерть в достойной позе, – гневно вскинулась я. – А пока могу предложить чаю.

– Не откажусь.

Заваривая чай, я лихорадочно соображала, нет ли в доме какой-нибудь отравы с отсроченным действием. Он меня укокошит, а потом и сам рухнет бездыханным рядом с моим трупом.

Нет, не получится, не пускать же в ход пятновыводитель...

Я поставила на стол чай, пепельницу, сигареты и уселась на диван. Откинулась на подушки и устремила на него проницательный взор.

– Это ты читал логатомы? – непроизвольно вырвался у меня вопрос.

– Я главным образом. Что еще прояснить?

– Если уж прояснять, то в порядке хронологии. Зачем ты меня науськал на невинного человека?

– Видишь ли, он мне пару раз попадался на глаза. Я знал, что он на меня похож и собаки у нас одной породы. А тут ты ударилась в розыски. Не взыщи, пришлось тебя обезвредить...

– А что у вас голоса одинаковые, ты тоже знал?

– Да. В натуре разница, конечно, ощутима, но в записи звучат похоже. Вот я и решил его подставить...

– Должна воздать тебе должное, блестящая идея...

– Мне казалось, твои поиски займут больше времени. Я тебя явно недооценил.

– Далее. Хотелось бы что-то услышать и о ключевой сцене драмы.

– Ты, наверно, и своим умом дошла, какой я допустил прокол, – сказал он со вздохом.

Помолчав, стал рассказывать дальше своим мягким, густым, магнетическим голосом. Я слушала, ничему не удивляясь, потому что действительно дошла до многого своим умом. С помощью меткой подсказки знакомого отставника. Можно не только забыть ключ от сейфа, можно по рассеянности унести его с собой...

– ..Я пытался связаться от тебя с человеком, у которого второй комплект, но не застал на месте. Разволновался так, что сообщил твой номер телефона. А тот недоумок, с которым я толковал, записал его черт знает куда, отсюда и чудовищная неразбериха...

– И ты о ней не знал?

– Никто не знал. Никому такая дикость и в голову не могла прийти. Если бы не твои реплики! Твои гениальные поддавки всех ввели в заблуждение, надо отдать тебе должное, кашу ты заваривать мастерица.

Святая правда. Признавая мой гений, он слегка конфузился, что в сочетании с обаятельной улыбкой делало его совсем уж неотразимым. В душе моей бушевали сумбурные, неслыханно противоречивые чувства, которые не прорывались наружу исключительно благодаря моей безупречной, с молоком матери усвоенной воспитанности. В самом деле, ну не бестактно ли сейчас вспоминать о его преступной деятельности, а тем более участи, которая его ждет! Мучительная тема, касаться нельзя...

– А почему такое дурацкое название – “Скорбут”? – спросила я. – Чтобы довести меня до умопомешательства?

– Просто это были первые позывные, так и осталось...

Я не спускала с него глаз, пытаясь разобраться в своей бунтующей душе. Почему мне так хорошо в его обществе? Ведь это бандит, с минуты на минуту он меня убьет. Наверно, я и вправду ненормальная... Последние минуты жизни... Могу я провести последние минуты жизни в свое удовольствие? Даже если и проявлю недостаток патриотизма, никому, в том числе и родине, никакого вреда не будет. Какая жалость, господи, какая ирония судьбы... Эх, однова живем!

– Нельзя ли мне занять не столь официальную позу? – внезапно спросил он все с той же непростительно обаятельной улыбкой, путающей мне все карты.

– Пожалуйста, – рассеянно сказала я, погруженная в трагические мысли. Он тут же встал с кресла и пристроился рядышком на диване.

Радио снова наигрывало томительные мелодии, а тут еще эта дурацкая лампа со своим невыносимо интимным светом... Густой бархатный голос, обволакивающий своей красотой, наговаривал мне в ухо всякие медоточивые слова, ничего общего не имеющие с суровой правдой...

«Ври дальше, – думала я. – Ври дальше своим божественным голосом. Хоть на минуту поверить, что это святая правда...»

Сейчас можно делать со мной что угодно, сопротивляться не буду. Хоть души, хоть наоборот... Не иначе он прочитал мои мысли, потому как перегнулся через диван и решительным жестом выдернул шнур. На этот раз инициатива исходила от него...

...Я открыла глаза и вгляделась во тьму. Передо мной сияла его улыбка.

– А сейчас ты должен вскочить с изумленным воплем...

– Не вскочу, – тихо сказал он. – Пусть хоть весь свет провалится в тартарары...

Знакомый запах одеколона на этот раз не вызвал во мне никаких смущающих ассоциаций. Все-таки чувства сильнее разума...

* * *

– Пять часов, – сказал он, поглядывая на часы. – Пора...

Я не спрашивала, что за спешка в такое странное время. Меня не волновала надвигающаяся смертельная развязка. Ради таких минут стоит родиться на свет и стоит умереть.

– Сделай это по возможности быстро и безболезненно, – со вздохом попросила я, когда он взялся за галстук.

– Что я должен сделать безболезненно? – удивленно обернулся он.

– Убить меня...