Несмотря на то что Тибурсио слышал решительный отказ канадца в ответ на предложение дона Эстебана присоединиться к его экспедиции, он надеялся, что на этот раз охотник изменит свое решение. Явное удовольствие, с которым тот слушал его рассказ, ввело Тибурсио в заблуждение: он принял светившуюся в глазах охотника радость за алчность и понадеялся на его полное согласие. Но Тибурсио жестоко ошибался; честная душа канадца была чужда всяких корыстолюбивых расчетов, и удовольствие, испытываемое им во время рассказа Тибурсио, происходило только от звука симпатичного молодого голоса, который проникал в душу охотника, подобно звуку старой, родной песни, и пробуждал в нем многие дорогие воспоминания.

Но ответ канадца оказался неутешительным: тот наотрез отказался от сделанного ему предложения.

— Я чувствую, голубчик, что мой отказ огорчает вас, но что же делать! — проговорил охотник заметив омрачившую лицо Тибурсио тень грусти.

— Вы правы, — ответил молодой человек. — Ваш отказ разбивает все мои надежды, но поверьте, что обладание золотом прельщает меня не ради каких-либо личных корыстных целей!

— Я, безусловно, верю вам; такое лицо, как ваше, не может принадлежать человеку с алчной душой. Но не отчаивайтесь, я не отказываюсь быть вам полезным, а так как мой приятель Хосе имеет также свои причины быть недовольным одним из тех людей, о которых вы говорили, то, может быть, мы еще и договоримся.

Во время этого разговора Хосе несколько раз переворачивался во сне с боку на бок, будто частое упоминание о богатстве мешало ему спать спокойно.

— Следовательно, тот человек довольно высокого роста, предводитель экспедиции, в которой вы вчера принимали участие, и есть тот самый дон Эстебан, о котором я много раз слышал? — снова начал канадец.

— Он самый! — ответил Тибурсио.

— Значит, он присвоил себе здесь это имя! — раздался вдруг голос Хосе, приподнявшегося со своего импровизированного ложа, чтобы принять участие в разговоре.

— Разве вы знаете его? — спросил Тибурсио.

— Еще бы, и очень даже хорошо! — кивнул Хосе. — Это мой старинный знакомый, с которым мне надо свести кое-какие старые счеты, из-за чего я и нахожусь в этих краях. Я расскажу обо всем подробнее как-нибудь в другой раз, если вам будет любопытно узнать об этом, а пока следует хорошенько выспаться, чтобы поднабраться сил и быть готовым к любой переделке.

— Подожди минуточку, Хосе, — добродушно заметил канадец. — Право, можно подумать, что ты упорно стараешься оправдать свое прозвище сони! Выслушай меня: этот молодой человек предлагает нам сопутствовать ему в поездке к Золотой долине, где столько золота, что достаточно только нагнуться, чтобы набрать его вволю!

— Черт подери! — воскликнул Хосе. — Надеюсь, ты согласишься на это предложение?

— Напротив, я отказался!

— Напрасно, дружище: этот вопрос заслуживает размышлений; мы еще поговорим о нем позже, а пока я вернусь к своему прежнему занятию!

С этими словами Хосе снова улегся на землю, и вскоре ровное дыхание не замедлило подтвердить, что его слова не расходятся с желаниями.

Тибурсио обрадовался, что не совсем обманулся в своих ожиданиях, и мысленно благодарил судьбу, неожиданно пославшую ему двух сильных друзей, содействие которых могло оказать неоценимые услуги в будущем. Канадец же после некоторого раздумья вернулся к прерванному разговору.

— Видите, — сказал он, — мой друг Хосе вполне разделяет вашу антипатию к дону Эстебану и готов оказать вам какое угодно содействие, в чем можете безусловно рассчитывать и на меня, поскольку враги моего друга и мои враги. Я могу предложить к вашим услугам хорошую винтовку, которая редко делает промах в моих руках, и не допущу, чтобы в моем присутствии вам угрожала какая-либо опасность. Вы можете всегда рассчитывать на мою помощь и убедитесь вскоре, что небо послало вам верного друга!

В продолжение всей этой речи канадец, казалось, был погружен в рассматривание приклада своего орудия, покрытого какими-то вырезанными острием ножа знаками, что невольно привлекло внимание Тибурсио.

Заметив пристальный взгляд молодого человека, устремленный на его ружье, канадец спросил:

— Считаете мои скальпы?

— Ваши скальпы? — удивился Тибурсио, незнакомый с охотничьими обычаями.

— Они самые, — подтвердил канадец. — Индейцы ведут счет своим победам по числу снятых ими скальпов, а мы, охотники, подсчитываем число своих жертв более христианским способом. Эти зарубки на прикладе означают число врагов, убитых мною в честном бою!

— Да их здесь три десятка, не меньше! — воскликнул Тибурсио.

— Если вы скажете четыре, то все-таки ошибетесь, — улыбаясь, заметил охотник. — Вот, посмотрите: крестики с одной черточкой означают убитых мною апачей, и здесь их наберется с десяток. Двойные крестики служат памятником для семерых индейцев сиу, которые также испустили свой последний вздох благодаря мне. Крестики с тремя черточками означают павниев, из которых я также отправил восьмерых в царство теней. Четыре звезды — индейцы племени Ворона, а вот эти черточки, — прибавил он, указывая на десять параллельно вырезанных значков, — означают плоскоголовых — индейцев, известных своей страстью к воровству, от которого я навеки их отучил. Вот кружки, означающие убитых мною индейцев из племени черноногих. Подумайте только, что стал бы я делать, если бы таскал с собою столько скальпов! Я предоставляю подобные трофеи в утешение индейскому тщеславию! — заключил канадец с добродушной гордостью.

Тибурсио с неменьшим удивлением слушал перечисление этих побед, как и сам автор этих строк, которому довелось однажды пересчитать на прикладе ружья одного такого ярого истребителя индейцев пятьдесят две убитых им жертвы.

— Надеюсь, вы теперь убедились, — заметил Розбуа, — что нашли себе друга, который стоит всякого другого?

С этими словами он дружески протянул Тибурсио свою широкую, сильную руку, которую тот крепко пожал.

— Тайное предчувствие подсказывало мне, когда я смотрел из окна гасиенды, что здесь я найду радушный прием! — улыбнулся Тибурсио.

— И вы не ошиблись! — с жаром добавил охотник. — Но позвольте мне задать вам один вопрос. Если он покажется вам нескромным, вы должны простить мне, как человеку, искренне желающему вам добра. Вы еще так молоды, неужели у вас нет отца, у которого вы могли бы найти защиту и убежище?

При этом вопросе легкая краска залила бледные щеки Тибурсио; несколько минут он молчал, как бы не решаясь ответить.

— Почему бы мне не признаться, — наконец проговорил он, — что я совершенно одинок на свете, так как у меня нет ни отца, ни матери. Враги окружают меня со всех сторон, и даже горячо любимая мною девушка отвергла меня!

— Ваши родители умерли? — спросил с участием Красный Карабин.

— Я никогда не знал их! — едва слышно ответил Тибурсио.