— Это которые «тамбовцев» и «воркутинцев» перешлепали? — судорожно вспомнил дуб.

— Которые, — согласилась я, не понимая, что же это такое творится на белом свете?! Капустняка, главаря чуть ли не самой крупной банды в Евразии, ищем мы, ищет Интерпол, а он гуляет себе под самым носом…

— Его видели в «Мамае»? Когда?

Изюмский почесал затылок и начал загибать пальцы — один, второй…

— Неделю назад.

Лихо! Как раз перед убийством!

— Чего делать-то будем, Эра Игнатьевна? — жалобно вопросил дуб.

Делать? Интересно, далеко ли до ближайшей колокольни? Бежать, взбираться, хвататься за веревку…

— Не будем спешить, — рассудила я. — Расспросите всех еще раз. Только подробнее — когда заходил, с кем… И загляните на серверы Интерпола. Мало ли?

Дуб послушно кивнул, я же взглянула на часы и поняла — пора. Скоро обеденный перерыв, не хватятся, а потом я позвоню…

— Эра Игнатьевна, это ведь вы дело Молитвина ведете?

— Что? — я застыла, думая, что ослышалась.

— Ну, алкаша пропавшего, — удивился дуб. — Дядька говорил…

Уно, дуо, трез… Он, де, труа, катр… Айн, цвай…

— Вела. Закрыли дело. А… что?

— Ну, если закрыли!.. — господин Изюмский пожал широкими плечами. — Просто тут о нем…

Тетрадь — та самая, в черной клеенчатой обложке. Еще не понимая, я раскрыла первую попавшуюся страницу. Рисунок карандашом: женщина и… тоже женщина, хотя на первый взгляд и не скажешь. Внизу подпись — "Олька Ч., поз. «крыл. ракета».

— В конце, Эра Игнатьевна! Тут она всякую пакость описывает, а в конце…

В конце, то есть на последних страницах, оказались адреса. Много, некоторые перечеркнуты крест-накрест, другие без фамилий, с одними инициалами…

«…Молитвин Иерон. Павлов. Гв. Широнинцев, 22, 15. 300 гр».

Раз, два, три, четыре, пять, шел Молитвин погулять. Капустняк вдруг выбегает, триста гр. ему вручает…

Ездят к нам мало. В первые годы побаивались — да и сейчас боятся. Вдобавок негласный пропускной режим, ОВИР, даже, кажется, справки. Постоянные пропуска полагаются лишь родственникам, и то не всем. «Братва» тоже не спешит соваться.

Кому охота лезть прямо в пасть к «железнодорожникам»? Стоп, стоп, не надо, хватит!..

Я постаралась забыть, хотя бы на время, о таинственно сгинувшем Молитвине и не менее таинственно объявившемся Капустняке. Не сейчас! Платформа пуста, но на вокзальном табло уже 11.28, значит, скоро…

Странно: сюда почти не ездят, а поезда не отменили. Ревенко как-то пояснял: политика! Символ единства державы. А тот факт, что поезда пустые, — не беда. Пустые — зато целые. «Железнодорожники» всех напрочь отвадили…

Стоп! Опять не туда!

Лучше подумать о специалисте. О симпатичном парне по имени Игорь. Игорь Дмитриевич. Игорь Дмитриевич Волков, который сейчас, судя по всему, разглядывает заснеженные пустыри на месте сгинувшей Новоселовки. Интересно, кого мне пришлют? Физика? Наверное, физика. Девятый намекнул, что некоторые из них уже ставят Основную теорию под сомнение. Правда, печатать такое не спешат. Кого-то наша любимая теория весьма устраивает. И действительно, что может быть проще? Неизвестное излучение действует на психику, бедолаги-обыватели видят чертиков — и все в порядке, картина мира не меняется. Где же вы, Игорь Дмитриевич? На часах 11.30. Пора!

Ага, есть! Задумавшись, я даже не заметила тупую морду локомотива, неторопливо выползающего со стороны Сортировки. Правильно ли я стою? Все верно, третий вагон должен располагаться именно тут, проверено…

Проводник издевательски долго возится с дверью, затем никак не желает отойти в сторону…

— Эра Игнатьевна?

Игорь Дмитриевич Волков улыбается и протягивает мне широкую ладонь. Я улыбаюсь в ответ.

— Д-добрый день! А вы знаете, я б-был в вагоне совершенно один! Все еще в Полтаве сошли!..

— Добрый день! — наконец спохватываюсь я. — Это ничего, главное, вы не потерялись!

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА…

Фотография, конечно, старая. Моему гостю лет тридцать — или чуть больше. Ямочка на подбородке, яркие губы. Красивые глаза, только цвет какой-то странный. Серый? Нет, светлее. Невысок, но крепок, не иначе тренировался, причем не один год. Кисти узкие, какие-то детские. И запястья — тонкие, как бабки у породистого скакуна.

А еще бы ему очень пошла штормовка.

Вот он какой, присланный вместо боевого слона специалист…

— Что-нибудь не так. Эра Иг-гнатьевна?

О Господи! Засмотрелась, баба старая!

— Все так, Игорь Дмитриевич! Просто я рада…

— Только не Д-дмитриевич! — он вновь улыбается и смущенно разводит руками. — Когда с «ичем», все к-кажется, что я на заседании Ученого совета, и еще эти ст-туденты…

— Игорь, — охотно вношу эту коррективу. — А я — Эра. Только лучше… Лучше — Ирина.

Договор заключен, и мы не спеша направляемся к стоянке такси. Только сейчас я замечаю, что за спиной у долгожданного специалиста — старый рюкзак с притороченной сверху гитарой, а в руке — лаптоп, тоже старый, чуть ли не начала века. И вновь просыпается любопытство. Физик? Физик с гитарой? Ничего, скоро узнаю.

Перед тем, как заваривать кофе, я быстро спалила на горелке даже не одну, а две булочки, и установила на видном месте иконку Филиппа Сурожского. Почему-то хотелось, чтобы кофе получился такой, как надо — или еще лучше. Святой благостно улыбался, вдыхая пряный аромат. Бог знает, может, ему кофе прямо в Сурож возили? Из Абиссинии?

Завтракать гость категорически отказался, приведя меня в тихую радость. За всеми моими злодействами я давно не пополняла холодильник. Зато бар…

— Вам с коньяком? У меня есть настоящий «Камю». И «Арарат» тоже есть — тридцатилетний!

На этот раз его улыбка выглядела слегка растерянной.

— Н-не знаю даже. Может, сначала о работе поговорим? Вы ведь теперь мой, т-так сказать, научный руководитель!.. Научный? Хорошо сказано! Но… Спросить?

— Простите, Игорь, а кто вы по специальности? Я имею в виду…

— П-понимаю, понимаю. — Игорь поспешно закивал. — Кажется, м-могу вас обрадовать, я именно по вашему профилю.

Два нуля, ноль восемь, семьдесят два. Л-литературоведение и фольклор.

«Вот те раз!» — подумал Штирлиц. Я чуть не поперхнулась глотком кофе (хорошо получился, не подвел Сурожанин!); Все еще не веря, покачала головой:

— Фольклорист?