«Сиб-ойл»!

Стаса как током ударило. Он растерянно посмотрел на Тюрина:

— Из компании «Сиб-ойл»? С чего вы это взяли?

— Первый вопрос, который всегда задает себе следователь: «Кому выгодно?» «Сиб-ойл» скупает нефтяные компании на севере Тюмени. Твое интервью с Морозовым сбило курс акций «Нюда-нефти» почти на десять процентов. Кому выгодно? А теперь продолжай. Кто дал тебе информацию о «Нюда-нефти»? Сколько тебе заплатили?

— Петрович, вы идете не по тому следу. Дело-то пустяковое. Да, мне дали наводку на «Нюда-нефть». Да, заплатили. Полторы тысячи баксов. Но информацию-то правдивая на все сто процентов! Так что даже по вашим правилам это мой законный навар.

— Полторы тысячи?

— Не верите?

— Склонен поверить. И это как раз говорит, что дело очень не пустяковое. И стоят за ним люди опытные. Которые знают, что нельзя давать лишнего. Не понял? Если бы тебе заплатили не полторы тысячи баксов, а, скажем, тысяч сто — ты бы, полагаю, очень задумался. А?

— Сто тысяч?! За что?!

— Твое интервью с Морозовым уменьшило капитализацию «Нюда-нефти» на сорок миллионов долларов. На сорок миллионов! Понял? Вот за что. Теряем время, Стас. Кто с тобой встретился? Когда? Где? Как он объяснил дело? Выкладывай. Со всеми подробностями.

— А если нет — что? — вскинулся Стас. — Оставите меня здесь, и мне будут шить использование заведомо подложных документов?

— Ничего не понял, — со вздохом констатировал Тюрин и вывалил из полиэтиленового пакета на стол мобильник и документы Стаса. — Забирай. Спецталон верни тому, кто его тебе выдал.

— Я могу идти?

— Да. Можешь.

Все еще не веря, Стас поспешно сгреб документы, натянул дубленку и подошел к двери. Она была не заперта.

— Чего ждешь? — спросил Тюрин. — Проваливай. И послушайся моего совета. Займись спортом. Время до призыва еще есть. А то в армии тебе придется худо.

— В какой армии? — нахмурился Стас.

— В российской, парень, в российской. И я так думаю, что служить тебе придется в Чечне. Твои репортажи из Чечни мне очень понравились. Но кое-кому очень не понравились. Догадываешься кому? Да, Стас, генералам из Минобороны. У них хорошая память. Очень они обрадуются, что твой диагноз «шизофрения» оказался ошибочным. Хочешь спросить, от кого они об этом узнают? От меня. Убирайся, видеть тебя не могу!

Стас закрыл дверь и вернулся к столу.

— Вы правы. Извините, Петрович, я сразу не въехал. Да, убили нашего товарища, журналиста. Спрашивайте.

Через час Тюрин высадил Шинкарева из своей темно-вишневой «Вольво-940» возле «мазды» Стаса, обляпанной грязью от проходящих машин, попрощался молчаливым кивком и свернул с Ленинского проспекта в какой-то переулок. Стас завел двигатель и долго сидел, соображая, что делать.

Он не соврал Тюрину. Человек, с которым его познакомили на Московской фондовой бирже и который слил ему информацию о том, что компания «Нюда-нефть» просрочила платеж по налогам, действительно заплатил Стасу всего полторы тысячи долларов. Да и то после торга. Сначала предложил пятьсот. Лишь после того как Стас популярно объяснил ему, что за такие бабки только очень оголодавший нештатник будет уродоваться, сначала добиваясь согласия генерала Морозова на интервью, а потом пробивая тему на редколлегии, поднялся до полутора тысяч.

Полторы тысячи! Это было чудовищно несопоставимо с тем, на сколько с помощью его интервью с Морозовым обвалили капитализацию «Нюда-нефти».

На сорок миллионов долларов!

Стас чувствовал себя так, будто его нагло, хамски ограбили.

Ну, козлы! Вы еще не знаете, кто такой Стас Шинкарев!

Он решительно набрал номер.

— Слушаю, — раздался в мобильнике мужской голос.

— Нужно встретиться, — бросил Стас. — Срочно.

— Подъезжайте.

— На биржу?

— Нет. Где всегда.

Стас включил поворотник и влился в плотный поток машин.

Он не заметил, как из переулка вырулила «Вольво» Тюрина и пристроилась следом. Все мысли его были заняты предстоящим разговором.

Ну, козлы! Вы еще не знаете, с кем связались!

Стас не оглядывался. Но даже если чаще смотрел бы в зеркало заднего вида, слежки бы не заметил. Тюрин начинал милицейскую карьеру в службе наружного наблюдения и навыков не утратил.

В районе Таганки «мазда» ушла с Садового кольца на Котельническую набережную, обогнула высотку и остановилась возле кинотеатра «Иллюзион». Тюрин припарковался поодаль. Он увидел, как какой-то человек в черной шляпе и в черном кашемировом пальто с белым шарфом, покуривавший у витрины «Иллюзиона», бросил сигарету и сел в «мазду». Спустя четверть часа он вышел, «мазда» резко взяла с места.

Человек достал мобильник и что-то сказал. Через минуту рядом с ним притормозил черный джип «линкольн-навигатор» с тюменским номером. Подобрав пассажира, джип выехал на набережную Яузы и через некоторое время остановился возле многоэтажного, мрачного казенного вида дома рядом с оживленной стройплощадкой, над которой в низком зимнем небе плавали стрелы башенных кранов. Выждав, пока пассажир войдет в подъезд, Тюрин заглушил двигатель и не спеша двинулся к дому.

— Что строим, мужики? — полюбопытствовал он у работяг, перекуривавших у ворот.

— Офис, мать его.

— Для кого?

— А… его знает. Для каких-то нефтяников.

Возле подъезда Тюрин приостановился и сделал вид, что с уважительным интересом разглядывает «линкольн-навигатор».

Сам же высматривал вывеску на стене дома.

Он знал, что увидит на ней:

«Сиб-ойл».

Вывеска была. Скромная, под стеклом, серебром на черном.

Тюрин прочитал и даже присвистнул от удивления.

На вывеске было:

«Московское представительство ОАО „Союз“».

I

Он кричал:

— Коля, не умирай!

Он кричал:

— Капитан, не умирай!

Он кричал:

— Держись, Коля! Миленький, держись! Капитан Степанов, в Бога тебя, в душу, в пресвятую Богородицу, только умри! Только умри мне, я тебе всю морду разобью! Держись, Коля, держись, держись, держись!

Пот жег глаза, «УАЗ» швыряло на выпирающих из солонцов камнях, трепался иссеченный осколками брезент. Левой рукой Лозовский крутил липкий от крови руль, правой прижимал к животу голову Степанова. Ему казалось, что он чувствует острый край осколка или раздробленной височной кости. Под ладонью пульсировал мозг, из раны била в ладонь, упругими толчками пыталась прорваться сквозь пальцы кровь. Сердце работало, капитан Степанов был еще жив.