Тут Яр-Тур замолчал и закрылся рукавом. — Ну, ясно, — сказал наконец Жихарь. — На этих волшебников только положись… Поднимаемся, друзья, потопали дальше…

Больше никто ничего не сказал, даже Колобок.

Жихарь вспомнил о давней встрече с мрачной и прекрасной сестрой Яр-Тура, и его передернуло от давнего стыда и сиюминутного ужаса.

Ход сделался еще уже и ниже. Жихарь, как ни пригибался, стал все чаще задевать за своды, а потом сообразил, что движется вприпрыжку…

— Стой, — велел он. — Что-то не так…

— Легко иди, как верхом скачи, — сказал замыкающий Сочиняй.

— Земля совсем утрачивает власть над нами, скоро ее сила уравновесится с лунной, — предположил Лю Седьмой.

— Понял! — закричал Жихарь. — Помнишь, братка, как мы с тобой наелись перелет-травы и ноги более не трудили?

Через несколько шагов он почувствовал, что тело совсем утратило вес.

— Делай как я! — с этими словами богатырь нырнул вперед, оттолкнулся руками от стенок и полетел дальше.

— Осторожно! — вопил Колобок. — У тебя навыка нет!

Но Жихарь, а за ним и остальные побратимы вдруг позабыли про все на свете, превратившись в легкодумных озорников, несущихся с ледяной горки к обрыву.

Любое касание бросало тело то на пол, то на стенку, то на потолок, но правила движения выработались сами собой.

— Р-разойдись — зашибу! — предупреждал богатырь всех возможных встречных.

Колобок перебрался к нему на загривок, чтобы свет фонарика видели остальные.

— За Камелот! За добрую старую Англию! — вторил богатырю Яр-Тур.

— Вань-суй! Вань-вань-суй! — распевал Лю Седьмой.

— Ёкаргана! — визжал Сочиняй-хан. Он попытался перегнать для начала Бедного Монаха, но ход был слишком тесный.

Полет все ускорялся, и Жихарь даже придумал, вернувшись домой, соорудить для сына с товарищами похожую забаву: надолбить из бревен желобов да пустить по желобам воду, да на эту водяную горку забираться и стремительно скользить, упадая под конец в пруд, чтобы вышло много крику и радости…

Потом все повторилось в обратном порядке — ход расширился, ноги стали потихоньку тяжелеть.

Наконец впереди показалась такая же, как на входе в землянку, дверь, только распахнутая.

В проем полезли все четверо, слегка придавив Гомункула.

Внизу лежала Луна — такого же бледно-голубого цвета, какой видится с земли.

Луна была усыпана камнями и скалами, холодными даже на вид. Побратимы глядели на нее словно с крыши терема.

— Высоковато, — сказал сплюснутый Колобок.

— Аркан имеем, — нашелся Сочиняй, снял с плеча моток сплетенной неведомо из чего веревки. Тот конец, который с петлей, он сбросил вниз, а другой пропустил в дверную скобу и привязал хитрым узлом. Потом отодвинул плечом Жихаря и начал спускаться так ловко, словно был горным, а не степным жителем. Остальные наблюдали. Сочиняй достиг каменистой проверхности, подпрыгнул выше своего роста, медленно опустился, огляделся, выбрал торчащий, словно палец, камень, обернул вокруг камня петлю, затянул и без труда опрокинул камень набок, чтобы аркан не соскользнул.

— По одной ходи! — предложил он. Наконец четверо людей и один Гомункул оказались на Луне и сразу принялись совершать огромные прыжки и даже кувыркаться.

— Дураки, ноги поломаете! — строжился Колобок.

Небо над ними было совсем черное, звезды с горошину, а вместо Луны в нем висел голубой с зеленым кубарь.

— Это наша земля, — сказал Лю Седьмой. — Странно, ведь земля квадратная, а небо круглое… Неужели совершенномудрые ошибались? Поверят ли этому ученые мужи из Отделения четырех дверей при Университете сынов отечества? Не лишат ли меня звания Мужа обширных познаний?

— Хорошо-то на Луне как! — сказал Жихарь. — Знали бы люди, как тут легко живется, так давно бы перебрались сюда…

— А вы заметили, сэр брат, что мы, совершая воистину молодецкие прыжки, не поднимаем пыли?

Богатырь удивленно поглядел под ноги. Действительно, — следы в толстом слое пыли отпечатывались явственно, а сама пыль не клубилась, лежала на месте…

— Значит, здесь нет воздуха, — упавшим голосом сказал Лю. — Значит, мы еще там, в подземном ходе, задохнулись…

— Глупости, — недовольно сказал Колобок. — Тогда бы на вас было страшно смотреть, вас бы раздуло изнутри, словно глубоководных рыб, поднятых на поверхность.

— Но законы природы… — робко начал Яр-Тур.

— Коли есть у природы закон, должен быть и произвол! — постановил Колобок.

— Вот этим произволом мы и дышим…

— Вот как худо быть ученым, — сказал Жихарь Сочиняю. — По ихним законам и задохнуться недолго… Эх! — закричал он. — Оплошали! Истоптали здесь все, как найдем следы Беломора?

— Так он же босиком был, — сказал Колобок. — Дай-ка я посмотрю…

Гомункул развязал постромки и плавно упал вниз. Ручки и ножки он втянул в себя и катился беспрепятственно, почти не оставляя следа. Катился он по всем правилам поиска, кругами, и каждый раз круг расширялся.

— Нашел! — раздался торжествующий писк. — В гору ваш Беломор идет!

— Попрыгали, — сказал Жихарь. Они быстро догнали Колобка и сами увидели следы босых ног, действительно ведших вверх по склону громадной горы.

— И еще высматривайте следы зайца! — сказал Бедный Монах.

— Боюсь, нет здесь никакого зайца, — сказал Жихарь. — Ни травы, ни деревьев, ни капусты, ни морковки…

И только сейчас понял, какая Луна мертвая, чужая, равнодушная, как беспомощен он сам и его спутники под этим черным небом… Он оглянулся назад, на место высадки. Прямо из неба спускалась веревка…

— Да найдем, найдем, по своим следам найдем, — успокоил его Колобок.

— Не понимаю я все-таки, братцы, как это мы ушли под землю, а вышли вон где, — не унимался богатырь. — Ведь это даже не чары, это что-то похуже.

— На Луну всегда так ходи, — сказал Сочиняй. Его ничем нельзя было смутить.

— Может, здешние люди там, внутри живут? — рассуждал Жихарь.

— Тогда бы и Беломор пошел куда-нибудь внутрь, — ответил Колобок.

— Ну да! Не знаешь ты старика! Он и на земле норовил держаться от людей подальше. Одно слово — неклюд!

— Давайте шибче прыгать, — сказал Колобок. — Пока солнце не взошло. Думаю, тогда нам жарковато придется…

— Покуда мне ни жарко, ни холодно, — пожал плечами богатырь.

— Так я же и говорю — произвол антинаучный… Все оттого, что темные вы!

Но, похоже, здесь незнание законов природы освобождает от ответственности, иначе давно бы вы задохнулись и замерзли, а я остался бы, бедненький, один горе мыкать…