– Какая разница, в какой день вешать! – возмущался Нельсон тем же воскресным вечером в адмиральском салоне «Сент-Джорджа». – Главное, чтобы наказание свершилось! Будь сегодня даже не простое воскресенье, а Рождество, то вожаков восстания все равно следовало бы казнить!

– У восставших ныне остался последний оплот – порт Грейт-Нор, но и там их усмирят в течение нескольких дней! – удовлетворенно заметил граф Сент-Винсент.

– Сэр! – вскочил со своего стула Нельсон. – Я посчитал бы за честь командовать кораблем, который вы отправите на усмирение мятежников!

– Там управятся и без нас! – хмыкнул адмирал, пристально поглядев на своего подчиненного.

(Пройдет совсем немного времени, и Нельсон все же запятнает свое имя казнями, причем такими, в которых не было никакой необходимости.)

– С матросским мятежом мы сегодня покончили, но меня волнуют мои офицеры! – поморщился граф Сент-Винсент. – Я боюсь неосмотрительных разговоров среди них и вредной привычки обсуждать полученные приказания!

На требование Лондона объяснить свое поведение относительно воскресных казней Сент-Винсент ответил: «Я надеюсь, что епископы не осудят меня за осквернение воскресенья… Преступники просили дать им пять дней для приготовления к смерти – за эти дни они успели бы организовать еще пятьсот заговоров».

В этих строках – истинная причина торопливости Сент-Винсента. Главнокомандующий был просто не уверен в своих командах и боялся новой вспышки неповиновения. Для этого следовало произвести публичную казнь вожаков, и как можно быстрее.

Свой контр-адмиральский флаг Нельсон поднял в те смутные дни на 74-пушечном линейном корабле «Тезей». Адмирал Джервис заставил Нельсона принять именно «Тезей» не случайно. В недавнем всеобщем матросском бунте команда «Тезея» была одной из заводил.

– В средствах не стесняйтесь! – наставлял Джервис Нельсона. – Если будет надо, перепорите хоть всю команду! Не поможет – вешайте! Я заранее одобряю все ваши действия!

Однако никого наказывать Нельсону не пришлось. Едва он ступил на палубу своего нового флагмана, как обнаружил подброшенное письмо. Открыв его, контр-адмирал прочитал: «Да сопутствует успех адмиралу Нельсону! Благослови Бог капитана Миллера! Спасибо за офицеров, которых над нами поставили. Нам хорошо сейчас и спокойно, а если будет нужно – отдадим за вас каждую каплю крови, что течет в наших жилах. Прославим имя корабля так же, как славится имя его начальника!»

Улеглись восторги по поводу победы у мыса Сент-Винсент, и продолжилась утомительная и изнуряющая блокадная служба. «Тезей» должен был осуществлять блокаду испанского порта Кадис, того самого, в котором еще совсем недавно так радушно принимали английских моряков.

Блокада была последним шансом Англии поставить на колени своих противников, лишить их всей морской торговли и связи со своими колониями, расшатывая их экономику. А потому от блокады более всего страдали старые колониальные державы, и в первую очередь почти полностью зависящая от своих многочисленных колоний Испания.

Напуганные недавним разгромом, испанцы не рисковали больше выходить в море. Нельсон откровенно тяготился однообразными блокадными буднями. Уже вкусив победы, он желал побеждать снова и снова. Именно поэтому он на свой страх и риск организовал ночные обстрелы Кадиса, а затем в одну из ночей подобрался на вооруженной мортирами барже в гавань к стоявшему в дозоре испанскому линейному кораблю и взял его на абордаж. В этой яростной ночной схватке Нельсон едва остался жив. Его спас случайно оказавшийся рядом матрос Джон Сайке.

Из воспоминаний одного из участников этого боя: «Казалось, ему (Сайксу. – В. Ш.) больше дорога жизнь адмирала, чем своя собственная; каждый удар, нанесенный им, спасал его храброго командира. Дважды Сайке отводил от него удары, которые были бы для Нельсона смертельны. Мы резали, кололи, стреляли, перезаряжать мушкеты было некогда. Испанцы дрались как черти. Казалось, они хотят отомстить Нельсону за его недавнюю победу. Они, видимо, знали его в лицо, потому что направляли свои удары как раз на него и на других офицеров. Сайке успел уже дважды спасти адмирала, когда увидел занесенную над ним саблю, наверняка размозжившую бы ему голову. В доли секунды он понял, что не сможет отвести удар: испанец стоял между ним и Нельсоном. Еще миг, и Нельсон был бы убит… Матрос подставил свою руку. Мы все это видели, мы – свидетели этого подвига. Издав победный клич, мы с удвоенной яростью бросились на врага. Восемнадцать испанцев пали замертво. Мы взяли корабль на абордаж и увели его; на нем оставались только убитые и раненые. “Сайке, – сказал Нельсон, обнимая храброго матроса, – я никогда этого не забуду”. Мой раненый товарищ только посмотрел в глаза адмиралу и сказал: “Слава богу, вы живы, сэр!”»

Удивительно, но никогда и нигде Нельсон не упоминал имени своего спасителя. Что стало с одноруким инвалидом Сайксом, тоже неизвестно. При этом Нельсон, хвастаясь этой ночной вылазкой, любил при каждом удобном случае похвалить самого себя:

– В этой драке моя личная храбрость была, как никогда, огромна!

А спустя несколько дней адмиралу Джервису доставили известие, что на остров Тенерифе Канарского архипелага прибыл из Мексики груженный золотом испанский галеон. Едва узнав об этом, Нельсон начал осаждать своего начальника, прося отпустить его на Тенерифе.

– Вспомните, сэр, еще в 1657 году адмирал Блэйк предпринимал набег на Тенерифе, где захватил шесть галеонов с серебром! Неужели мы не в состоянии захватить и одного? – вопрошал Нельсон своего неуступчивого начальника.

Джервис отнекивался, понимая, что испанцы будут защищать свой галеон отчаянно и потерь при его захвате не избежать. Однако в конце концов граф Сент-Винсент сдался.

Вне всяких сомнений, что Нельсона помимо жажды славы на Тенерифе влекла и жажда обогащения. В случае захвата галеона его процент был бы столь велик, что сразу же решил бы все материальные проблемы до конца жизни. Думается, не устоял перед соблазном испанского золота и Джервис. Как бы то ни было, но разрешение на набег он дал. Тогда же Джервис и Нельсон выработали план операции. Выделенный контр-адмиралу отряд кораблей должен был в сумерках подойти к гавани Санта-Крус на Тенерифе, где, согласно разведданным, все еще находился «золотой галеон». Затем произвести неожиданный обстрел гавани и одновременно высадить десант. Предполагалось, что из-за внезапности удара и темноты испанцы не окажут серьезного сопротивления и разбегутся. После этого захватывался галеон. Золото и все самое ценное с него переправлялось на корабли английского отряда, после чего Нельсон должен был возвращаться обратно.

В подчинение Нельсону были выделены три линейных корабля, три фрегата и несколько мелких судов. Младшим флагманом отряда был назначен капитан Трубридж.

Зная нрав своего младшего флагмана, Джервис особо оговорил, чтобы тот не лез в бой, а лишь руководил им. Нельсон в том его полностью заверил.

Однако экспедиция сразу же не заладилась. Штормы и встречные ветры сильно замедлили продвижение отряда к острову. Не удалось рассчитать и время подхода к Тенерифе, а потому Нельсон подошел туда в середине дня. Фактор внезапности был полностью потерян. Кроме этого, в самый последний момент выяснилось, что испанцы уже разгрузили галеон и спрятали золото в подземельях главной цитадели. Теперь, чтобы добраться до него, надо было штурмовать крепость. Правда, в гавани стояло груженное ценными товарами манильское судно, но овчинка выделки явно не стоила. К большой досаде англичан, выяснилось, что береговые форты Санта-Круса находятся в намного лучшем состоянии, чем предполагалось. Даже невооруженным глазом было видно, как испанцы на береговых батареях энергично готовятся к бою, как подтягиваются в гавань пехотные батальоны. В таких условиях надо было начинать отход. Капитаны, тоже понюхавшие пороха на своем веку, советовали Нельсону если не уходить, то хотя бы не высаживать десант, а ограничиться обстрелом. Так, наверное, мог поступить кто угодно, но только не Нельсон! Приказ контр-адмирала был категоричен: