Дрожащей рукой она положила трубку и поспешила на поиски заведующего. Тот без труда поверил в ее сбивчивый рассказ о внезапно заболевшем родственнике, поскольку от волнения лицо ее побледнело, а саму ее так трясло, что ей стоило больших усилий стоять прямо.

– Может, кому-то из девушек стоит поехать с вами? – заботливо спросил он.

– Нет, нет, – ответила Люси. – Я справлюсь.

Жалея, что пришлось солгать этому доброму человеку, она выбежала из магазина и, поймав такси, назвала шоферу адрес. Что это за фотографии, которые могут доказать ее невиновность? Этот вопрос так настойчиво вертелся у нее в голове, что она опустила стекло, отгораживавшее ее от водителя.

– Быстрее, пожалуйста, – умоляла она его. – Быстрее!

Когда Люси, наконец, добралась до студии Барри, тот уже ждал ее на пороге.

– Отлично! – резко сказал он. – Заходите и взгляните на это.

Он пересек гостиную и вошел в студию. Все лампы были включены, заливая ярким светом белые стены и нарисованные декорации для съемок. В дальнем углу комнаты рядом с радиолой стоял трехногий стол, на котором были разложены блестящие, еще влажные снимки.

– Смотрите! – приказал он.

Осторожно она принялась рассматривать фотографии, не в силах сдержать восхищенных вздохов при виде великолепных снимков Парижа, Вены и Нью-Йорка.

– С другой стороны стола! – нетерпеливо воскликнул Барри. – Вот здесь!

Она подошла туда, куда он ей указал, и взглянула на разложенные на столе лондонские фотографии. Сент-Джеймсский парк, праздничная суета Сохо, спокойная элегантность фешенебельных улочек в районе Мэйфер – все вместе эти снимки, выстроенные в один ряд, создавали впечатление некоего абсурда.

– Они великолепны, – прошептала она.

– Я позвал вас не для того, чтобы демонстрировать, какой я отличный фотограф! – рявкнул Барри. – Я хотел, чтобы вы взглянули вот на это.

Он указал пальцем на один из снимков, и она наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть его. На фотографии была запечатлена одна из улочек в Мэйфер, знаменитая тем, что на ней располагался салон известного кутюрье и масса дорогих антикварных магазинов. Вздрогнув, она поняла, что это та самая улица, где была лавка антиквара, купившего украденную вазу. Она отпрянула, сердце ее бешено забилось.

– Смотрите как следует, – велел Барри.

– Зачем? – горько спросила она. – Я что, увижу кого-то в окне?

Она снова склонилась над фотографией, разглядывая припаркованные слева «роллс-ройс» и «майнор» и идущую по противоположной стороне пожилую леди с пуделем на поводке. Она снова подняла голову.

– Посмотрела, но ничего особенного не увидела.

– Смотрите еще раз, – сказал он и снова ткнул пальцем в снимок.

Люси взглянула повнимательнее и увидела фигуру женщины, выходящей из антикварного магазина.

– Этот снимок сделан в день, когда продали вазу, – сказал Барри.

– Я все еще не понимаю, что это доказывает.

– Через минуту поймете. – Он отвернулся и достал еще одну фотографию. – Это тот же снимок, увеличенный в три раза. На нем можно лучше разглядеть женщину. Он немного расплывчатый, но все же совершенно ясно, что на ней – шиншилла.

Люси затаила дыхание:

– Что вы хотите сказать?

– Что по счастливой случайности я не только фотографировал эту улицу в тот самый день, когда ваза Пола была продана, но и в тот самый час, когда женщина, одетая в шиншилловое манто, выходила из магазина. – Он бросил снимок на стол и взял ее за плечи. – Разве вы не понимаете, что это значит, Люси? Если я увеличу фотографию еще больше, мы, возможно, сможем разглядеть лицо этой женщины.

Люси понадобилось несколько секунд на то, чтобы осознать смысл сказанных Барри слов. Она вскрикнула от радости:

– О, Барри, если бы вам удалось!

– Это будет зависеть от того, дернула ли она головой в тот момент, когда я заснял ее. Если да, то черты лица будут размытыми.

– Когда мы это узнаем?

– Через пару минут. Сейчас схожу в лабораторию, посмотрю, что получилось.

Он вышел, а Люси принялась беспокойно ходить по комнате. Время тянулось невероятно медленно, и она уже почти готова была закричать от нетерпения, когда Барри вновь появился, держа в руках снимок, все еще мокрый от проявителя.

Он положил фотографию на стол, и они вместе принялись рассматривать ее. Люси испытала тошнотворное чувство разочарования. Не вызывало сомнений, что манто действительно было шиншилловым и женщина явно подражала стилю Люси, но лицо ее было почти полностью скрыто за большими темными очками, так что узнать ее было совершенно невозможно.

– О, Барри! – всхлипнула Люси и отвернулась. – Это бесполезно. Это мог быть кто угодно, даже я.

– Не уверен в этом, – сказал Барри, и что-то в его голосе заставило ее повернуться.

Он снова склонился над снимком, внимательно изучая каждую деталь через увеличительное стекло.

– Подойдите и посмотрите на ноги, – медленно произнес он.

Люси взглянула в лупу и вдруг почувствовала, что задыхается. Под чулками был ясно виден ужасный шрам, шрам, который она уже видела прежде…

– Берил Филлипс! – выдохнула она, и повернулась к Барри. – Я ни разу не подумала о сестре Мюррея!

– Она вызывала подозрение в первую очередь.

– Берил – не та женщина, которую ожидаешь увидеть в шиншилловом манто.

– Не просто в манто, Люси, в вашем манто. Она кивнула, соглашаясь с ним. Как глупо с ее стороны, что она ни разу не подумала об этом. Мюррею, который часто бывал в Чартерсе и часами находился один в студии, выделенной ему Полом для работы, было проще простого незаметно вынести манто из ее спальни и затем снова вернуть его на место.

– Все совершенно очевидно, – продолжал тем временем Барри. – Должно быть, Мюррей задумал это, когда узнал, что у Синди нет своих денег. И он с самого начала собирался сделать из вас козла отпущения. Его выбор пал на нефритовую вазу. От Синди он узнал, где Пол хранит ключ, и, дождавшись, когда ни вас, ни Пола не было дома, без труда украл вазу, затем взял ваше манто и отдал его Берил.

– Какой кошмар, – поежилась Люси, и счастье, которое она испытала, поняв, что ее доброе имя может быть восстановлено, померкло при мысли, что тем самым она разрушит жизнь Синди. – Бедняжка Синди, это разобьет ей сердце.

– Она молода и сможет это пережить, – резко сказал Барри. – Меня заботите только вы. Я немедленно отправлюсь к Полу и покажу ему этот снимок.

– Это ничего не изменит.

– Почему? Он все еще любит вас.

– Возможно, но, даже если он станет умолять меня, я не вернусь к нему.