И снова такая правота звучала в голосе Бориса, что Никите Романовичу стало не по себе. «Да пропади ты пропадом, что мне на старости лет разбираться с тобой!» — в сердцах подумал старый боярин и, сделав усилие, оттолкнул руку Бориса и заковылял дальше, опираясь на посох и морщась от боли. Но Борис и тут не отстал от него: когда Никита Романович тяжело опустился на сиденье, услужливо подставил под окровавленную ногу удобный пуфик.

Никита Романович вспомнил, как однажды такой же пуфик подкладывал Годунов под ноги царевичу Фёдору и как добрый царевич вдруг испуганно отдёрнул ногу. Блаженные и нищие духом бывают особенно чутки. Каково-то ему, бедному, с таким шурином!

Прикованный к постели, пока не затянуло рану на ноге, Никита Романович многое обдумал и передумал на досуге. Подобно людям сильным, он обретал в беде твёрдость духа и ясность мысли. Ему впервые чётко представился характер Бориса. Почему многие люди заблуждались, считая его добрым? Такова, видимо, его обманная завистливая природа. Она может подсобить человеку, ежели не навредит ему. А как приметлив! Ничего не упустит, всё возьмёт на заметку, а придёт время — мигом даст ход делу, преувеличит, прибавит, ежели понадобится. И плохо придётся тому, кому он позавидует.

Горькими были мысли Никиты Романовича. Сомневаться не приходилось. Годунов — лукавый и коварный враг всему роду Захарьиных. Знает, случись беда с царевичем Фёдором, у Захарьиных более прав на престол, чем у него, Годунова. Вот и неймётся ему: ковы строит, прикрываясь добрыми обычаями. А кому неведомо, что самый опасный враг тот, что прикидывается благодетелем? И где спасение от такого врага, ежели сам царь благоволит ему? «Бедные дети мои! Как уберечь вас от завистливой злобы? Что присоветовать? Фёдор больно запальчив, а люди запальчивые первые в беду попадают. Александр — жизни не знает. Его проще простого обвести вокруг пальца... А Борис и самого чёрта надует, да ещё плясать под свою дудочку заставит».

Чувствовал Никита Романович, что нынешние его невзгоды — лишь начало горчайших бед. Что придумает Борис? Какие беды нашлёт на его сыновей, ежели умрёт царь? А может, и ранее. На самого царя надежды плохи, он слушает одного Годунова, верит каждому его слову.

Никогда прежде не роптал так Никита Романович в душе своей на царя, а ныне думал, что смерть сына-царевича послана царю за грехи. И не устрашился он возмездия, а опалился гневом на своего верного слугу — единственно по доносу своего лукавого раба. И знал ведь, знал, что писал великий Афанасий: «Смерть детей часто случается для вразумления их родителей по Божьему промыслу, чтобы родители, увидев это, устрашились и, опечалившись, вразумились». Видно, не пошло царю впрок сие святое наставление, ежели он не вразумился, а озлобился.

И хотелось помолиться Никите Романовичу за несчастного царя, но слова молитвы не шли с языка. В душе было чувство неуверенности и тревоги. Всё ли он сделал, чтобы обеспечить безопасность своих детей? Он готов был кинуться в ноги царю, только бы тот вернул Захарьиным свою милость. Иоанн бывает гневлив, но и милостив. Помоги, Царица Небесная!

В то время Никита Романович ведал пограничной службой. Должность эта перешла к нему от князя Михаила Воротынского и считалась важной и почётной, но и тяжёлой. Охрана южных границ Русского государства, особенно в районе татарских поселений, поручалась жителям степных городов и станиц. Здесь требовалось и знание местности, и знакомство с татарскими обычаями, чтобы предупреждать внезапные разрушительные вылазки коварных соседей.

Военно-служилое сословие на южных границах Руси было в особой милости у царя, но и условия службы отличались принудительными обязательствами, которые многим бывали не под силу. Оттого и случались опасные промашки и драматические происшествия. Устав службы определял суровые распоряжения: «Стоять сторожами на сторожах, с коней не ссаживаясь, и ездить по урочищам попеременно же, направо и налево, по два человека, по наказам, какие будут даны от воевод. Станов им не делать, огонь раскладывать не в одном месте; когда нужно будет кому пищу сварить, и тогда огня в одном месте не раскладывать дважды; в котором месте кто полдневал, там не ночевать... А некоторые сторожа, не дождавшись смены, со сторожи сойдут и в то время государевым украинам от воинских людей учинится война, тем сторожам от государя быть казнёнными смертью... Воеводам и головам смотреть накрепко, чтобы у сторожей лошади были добрые и ездили бы на сторожи о двух конях».

Но если сторожа расплачивались за оплошки своими головами, то воеводы лишались поместий. Какая же в этом случае кара ожидала вельможу, ведавшего заграничной службой? Немилость. Когда татары, прорвавшись через южную границу, овладели двумя станицами, царь объявил Никите Романовичу о своей немилости к нему и назначил определить для него кару после службы в Благовещенском соборе.

Эту весть в дом Шестовых принёс сын Никиты Романовича Александр, находившийся в дружбе с братом Ксении, крестником Никиты Романовича. Она опечалилась и, не сказав о том матери, отправилась в Кремль, чтобы просить царя о милости к Никите Романовичу. Она знала, что скоро царь будет сходить со своими боярами с Красного крыльца. Ксения была полна решимости, хотя в душе была смута и не было ясного представления о том, что она станет делать.

Все дальнейшие действия совершались как бы помимо её воли.

Когда царь в окружении бояр спустился по ступеням, чтобы идти в Благовещенский собор к обедне, Ксения кинулась ему в ноги и склонилась перед ним так низко, что кокошник коснулся земли.

— Девка Шестовых, — доложил дворецкий. — Просила допустить к твоей милости. Я не дозволил. Она самовольно.

— О чём просит?

— Не сказывает...

Опасаясь гнева царя, дворецкий кинулся к Ксении, начал поднимать её.

— Ступай, касатка. Не до тебя ныне...

Подчиняясь властной руке дворецкого, Ксения приподнялась, словно не понимая, что от неё хотят, но, взглянув на царя и увидев, что он не сердится, она снова кинулась на колени.

— О ком просишь, касатка?

Царь был бледен, говорил с усилием, но ласково.

— Великий государь! Помилуй крёстного!

— Кто же он?

Она подняла на него глаза с детским недоумением.

— Как, государь, тебе неведомо?..

Он рассмеялся, дивясь её простодушию, подошёл к ней.

Ксения закраснелась от стыда, закрыла лицо руками.

— Подымайся... Сейчас мы твоё дело уладим. Как сказано в Писании: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся...»

Девка понравилась царю. Всё в ней дышало первозданной силой и здоровьем. Она, казалось, была создана, чтобы нарожать кучу детей. Низкая полная грудь, округлые плечи. Покрытые нежным пушком, алели тугие щёки. И сама словно наливное яблочко. Иоанн помнил её отроковицей и дивился столь разительной перемене.

— А ты всё же скажи, кто крёстный. Не заставляй царя долго думать да гадать.